Однако этот план был нарушен с самого утра. В дверь постучался брат-эконом. Поклонился и, поцеловав отцу Анджело руку, сказал:
— Мне нужна ваша помощь, отец!
— Сколько раз тебе говорил: утро — время молитвы. Silentium[13] — и отец Анджело преклонил колени перед распятием.
— Но, отец, — озабоченно настаивал эконом. — Без вашей помощи сегодня мне не обойтись.
— Ну что у тебя не ладится с самого утра?
— Всю неделю не ладится. Пока все братья-миссионеры были в моем ведении, я еще выкручивался. Теперь же часть из них отправилась к «чертову мосту», другие упаковывают фрукты. А хибаро уже неделю глаз не показывают. Вчера пошел в одну деревушку, а они от меня попрятались. Только подумайте — католики, крещенные, а не слушаются.
— Они, наверное, пороха требуют?
— Да!
— Отдай из запасов.
— Кончились запасы. Только для вас немного осталось.
— Вот как? Что же придумать?
— А ведь раньше они работали только за безделушки. Работали и не роптали… Без всякого пороха… Да! Я слыхал, что хибаро подстрекает Юмис.
— Этот проклятый церковью Юмис? — как ужаленный подскочил отец Анджело. — Я хотел было пойти ему навстречу и принять его ребятишек в школу. Теперь не дождется! А индейцев я заставлю работать. Поставим братьев с винтовками их сторожить, чтобы не разбежались…
Ричард Юмис несколько лет назад был прислан вместе с другими миссионерами учить хибаро закону божьему. Работал он на миссионерской станции и вдруг влюбился в очень красивую девушку-хибаро. Любовные связи с индианками имели многие монахи. Но Юмиса тайная любовь не удовлетворяла. Он попросил у отца Анджело рекомендацию, намереваясь обратиться к папе с просьбой об освобождении от обета. Отец Анджело рекомендацию не дал. Тогда Ричард Юмис ушел из миссии. Руководство ордена отлучило его от церкви и надеялось, что Юмис со своей возлюбленной скроется с глаз долой. Но тот и не думал этого делать. Обосновался в городишке, построил дом, завел ферму лам и еще подстрекал хибаро не работать на миссию бесплатно. Зато когда подросли дети Юмиса, отец Анджело не принял их в школу, ссылаясь на то, что они не крещенные.
— Я сам пойду к хибаро. А детей этого сукиного сына не приму в школу никогда. Посмотрим, чья возьмет.
В индейской деревне
На земле, принадлежавшей миссиям, работало несколько десятков индейцев. Они трудились на плантациях маниоки. Но у миссий была не только маниока. Огромные площади были засажены бананами. Рабочих рук постоянно не хватало. А ведь надо было не только прокормить около полусотни «братьев» и «сестер», сто учеников миссионерской школы и индейцев, обслуживающих станцию, но и отослать часть урожая в Куэнку, и оставить кое-что про запас. Вот почему отец Анджело был так обеспокоен отказом хибаро выйти на работу.
Пойти в деревню один он побоялся. Взял с собой катехета-индейца Юлиана и недавно прибывшего миссионера Юкнюса. Пусть молодой монах познакомится поближе с краснокожими, сеет среди них слово божье.
Утопая в густом тумане, будто в теплом молоке, все трое шагали по тропинкам джунглей. Юкнюсу они казались страшно запутанными, и он обрадовался, когда среди огромных деревьев увидел банановую рощу и понял, что они дошли до индейской деревушки. Высоко задрав голову, он оглядывался, стараясь обнаружить на каком-нибудь из деревьев сторожевой пост индейцев. Но так ничего и не увидел, пока Юлиан ему не показал: в большом дупле дерева стоял вооруженный индеец. Когда миссионеры прошли банановую рощу, индеец закричал на языке хибаро: «Нельзя гостям! Нельзя!»
Недалеко между ветвистыми деревьями стояла круглая, построенная из бамбука гэя. Юлиан указал рукой на гэю.
— Мы ищем хозяина.
— Нельзя! Хозяина нет! Не ходите! — кричал сторож, направляя в сторону гостей натянутый лук. — Назад!
Миссионеры пошли дальше в поисках следующей гэи. Вскоре их задержал другой сторож. Тот пояснил, что хозяина нет дома, а женщины в огороде за гэей. Он может позвать старшую, то есть первую жену отца.