— Конец света! — хватаясь за пол и не в силах подняться, шептал де ла Фуэнте. — Господи, спаси нас!
Другие миссионеры тоже не сразу поняли, что случилось. Одни испуганно молились, другие хотели было бежать на станцию, но увидели, что и там дома рухнули, как срубленные под корень деревья.
Землетрясение закончилось, но ужас не покидал миссионеров. Они не знали, что делать дальше, чего ждать. Покинуть свой «изолятор» они не могли. Опасность заболевания кого-нибудь из них оспой еще не миновала. Помощи оставалось ждать только от бога, но тот почему-то не спешил оказать ее своим слугам.
Через полгода
Наконец через полгода к домику миссионеров, кое-как восстановленному после землетрясения, подошел монах со станции и, стоя на расстоянии, спросил:
— Никто у вас в лагере не заболел?
— Нет, — хором ответили миссионеры.
— Это хорошо. Карантин кончился. Идите в баню, хорошо вымойтесь. После соберитесь во дворе станции.
— Слава богу! Услышал господь наши молитвы! — радовались миссионеры.
Альфас Юкнюс спросил у монаха:
— Наш индеец и семья метиса тоже могут оставить свою хижину?
— Ваш индеец погиб, — ответил тот.
— Как погиб? Ведь два дня назад мы видели его здесь, неподалеку вместе с метисом.
— В последнее время хибаро частенько приходил в городок. Видимо, карантин показался ему слишком длинным. Везде лазил. Вчера зашел на золотомойку, которая принадлежит отцу Иоганну и господину Эрнесту Штрумме. Штрумме узнал, что индеец из тех мест, где свирепствует эпидемия оспы, и застрелил его. Не сам, конечно. Натравил на него серингеров,[17] а потом выкупил их из тюрьмы.
— Мы готовили его в монастырь, он был бы миссионером! Убили, проклятые! — возмущался Казираги.
— Жаль Жестокого Ягуара, умный и смелый был… Сколько людей здесь гибнет понапрасну! — огорченно сказал Альфас Юкнюс.
— Ты что хочешь сказать, что в этом повинны миссионеры? — вскочил Казираги. — От оспы все защищаются как могут. А господин Штрумме должен быть привлечен к ответственности. Ведь он мог поставить в известность де ла Фуэнте или отца Иоганна, что индеец один бродит по городу.
— Отец Иоганн знал о намерениях господина Штрумме. Этот хибаро хотел пробраться в школу: учиться, говорил, хочу. А если бы кого заразил? — сказал посыльный из станции.
Миссионеры умолкли…
В это время начальник миссионерской станции Сукуа отец Иоганн разыскал в шкафу латунный крест, долгое время лежавший там без применения, вытащил сутану, оделся, причесал седоватую бороду и хотел было встретить по всем правилам миссионеров Макас, но вдруг остановился. «Санта-Мария, ведь они вырвались из эпидемии. Карантин кончился, но кто его знает… Береженого, как говорится, и бог бережет… Вот свалились на мою голову!» — И решил поприветствовать прибывших с балкона. Выйдя на балкон, он увидел, что во дворе миссии уже ждали его появления отменно вымытые и переодетые в чистую одежду миссионеры из Макас.
— Добро пожаловать, братья, — торжественно произнес отец Иоганн.
— Здравствуйте, отец, — ответили те хором. — Спасибо за гостеприимство.
— Поживете у нас до прибытия его преосвященства господина епископа, поможете нам дома отстроить. Поселитесь в палатках, для вас помещения у нас нет. Благодарите бога, что живы остались. Аминь.
Торговля в церкви
Итак, «гостей» поселили в палатках, поставили для них во дворе печку. Ежедневно после обедни они отбирали доски, ставили каркасы. Возили на ламах камни для новых зданий. По вечерам по двое, по трое шли гулять по городку. Только Альфас Юкнюс не любил компаний. Он подолгу бродил в одиночестве по выжженным солнцем улочкам, рассматривая маленькие домики с круглыми глиняными печами во дворах и их обитателей. Белых здесь было больше, чем метисов.
Однажды, возвращаясь с прогулки, Альфас Юкнюс заметил, что в церковь вошел метис с какой-то шкурой в руках, а за ним — индеец. Миссионер заинтересовался: «Что им там нужно, ведь по вечерам службы не бывает?» — и тоже вошел в церковь. Спрятавшись за деревянную ребристую колонну, Юкнюс стал наблюдать, что же происходит в божьем доме.
У алтаря стоял начальник миссионерской станции отец Иоганн. Правда, сначала Юкнюс усомнился, он ли это, ибо человек, стоявший у алтаря, был одет не в сутану, а в белый халат. Но раздвоенная бородка и лысина на макушке не оставляли сомнений: это все-таки отец Иоганн.