— Это зависит от того, в каких условиях будет течь время. Если с обеих сторон станет нагнетаться ненависть, продолжится ее эскалация, тогда — да, трещина уйдет глубже. А если возобладает разум, напомнят о себе наша культурная близость, то, что творческая интеллигенция исторически тесно переплетена, — отношения наладятся. Был период после обретения Грузией независимости, когда она повернулась в сторону Турции. В страну устремились турецкие бизнесмены, прилавки наводнили турецкие товары. Но вскоре все это схлынуло. У местного населения появилась к восточным соседям какая-то неприязнь. То ли потому, что грузины — христиане? А может, турки вели себя неуважительно? Никто их специально не вытеснял. Однако Грузия стала ориентироваться на Запад, США. Штатам легко было укрепиться в Тбилиси. Они давали большие деньги, а в Грузии практически не работала промышленность. Долго ли продлится такое положение? Лично я в вечную любовь по расчету не верю.
— Ваша первая жена — Лаура Харадзе была грузинкой.
В детях грузинская кровь, во внуках… Близкие ощущают свое родство с Грузией? В какой мере отдаление Москвы и Тбилиси субъективно задевает вашу семью?
— Всех по-разному. Нана, очевидно, переживает в душе, но она очень сдержанна. Когда в Москве стали переписывать детишек с грузинскими фамилиями, кто-то из знакомых при ней заикнулся: «А может, Маше взять фамилию Примакова?» Маруська — младшая дочь Наны от второго брака, с Александром Бахуташвили. Нана возмутилась: «У нее есть отец. И фамилия ее Бахуташвили».
Нана пошла в мать. Лаура, несомненно, любила Грузию, но при этом была абсолютно объективна. В 1986 году в журнале «Наш современник» вышел очерк Виктора Астафьева «Ловля пескарей в Грузии», вызвавший гневные отклики многих грузин. Лаура написала Астафьеву письмо, в котором говорила, что нисколько не поддерживает тех, кто обрушился на писателя. Она нашла критический взгляд Астафьева точным. Добавила, что в своих произведениях он и о русских пишет достаточно непредвзято. Нана такого же воспитания. За справедливость.
Вообще-то Лаура грузинка на три четверти. На одну четверть она датчанка. А история такая. На строительство Потийского порта приехал датский инженер Петерсон. С ним была белобрысая долговязая дочка. И маленький мингрелец Иван Гобечия на ней женился. Это был дед Лауры, ставший потом активным большевиком, партийным функционером. Он написал книгу о Камо с предисловием Горького. Впоследствии деда расстреляли. А бабушку — она работала зубным врачом — сослали. Отсидев свой срок, вернулась в Тбилиси. Ее долго не хотели прописывать. Лаурина мама, Тамара Ивановна, отчаянно билась. Наконец, за прописку в Министерство внутренних дел ушел фамильный бювар с вензелями. Бабушка Лауры приходилась какой-то двоюродной прапраправнучкой Барклая де Толли.
Кстати, старшая Нанина дочь Саша — она по отцу Черникова — в разгар антигрузинской кампании взяла псевдоним Харадзе.
— В знак протеста?
— Не думаю. Скорее, в память о бабушке, которая ее очень любила. Сашенька плохо помнит Лауру. Ей было пять лет, когда та умерла. Но в честь бабушки сочла правильным так поступить. Для Саши это важнее, чем какой-то протест. В любом случае решение взять грузинский псевдоним — показатель независимости внучки, того, что она не идет на поводу воспаленных обывательских настроений.
Пожалуй, болезненней всех в семье разрыв с Грузией воспринимаю я. У меня там остались друзья. Мы выросли, не задумываясь о том, кто какой национальности, и сейчас моим товарищам, как и мне, претит всплеск национализма. Я уверен, в душе они не обвиняют только одну сторону. Но все происходящее им поперек горла.
Из моих многочисленных друзей в Тбилиси теперь живут двое. Один — Зураб Чачава, Зорик. Он инженер, был блестящим спортсменом, чемпионом СССР по водному поло. Лет пять-шесть назад Зураб неожиданно начал писать изумительные рассказы. А недавно прислал мне повесть о нашем детстве. Очень талантливую и смешную. Описывает уличные приключения, то, как нас переполняла сексуальная озабоченность… Думаю, как бы эту повесть издать. Другой мой друг — Рафик Демергорян. Когда-то моя мама познакомила Рафика со своей медсестрой, которая стала его женой. Рафик ходит к маме на кладбище, ухаживает за ее могилой.
— Какими чертами характера вы обязаны маме? Как часто виделись после переезда в Москву?
— Моя мама сильный человек. Ей было не всегда легко мириться с моей самостоятельностью. Сегодня я часто вспоминаю ее и, поверьте, отнюдь не считаю, что был прав, когда безапелляционно в четырнадцать лет сказал: «Я решил уехать из Тбилиси и поступить в Бакинское военно-морское училище». Мама пыталась меня разубедить: «В Тбилиси есть свое — Нахимовское училище». Но я изрек: «Все уже решено».