В 1903–1904 годы Лондон переживает душевный разлад. Он влюбился в Чармейн Киттредж и решил уйти от семьи. Бесси не да» развода, и он не может открыто связать свою жизнь с Чармейн. В то время подвернулась возможность уехать на русско-японскую войну — в Японию и Маньчжурию. Шлет оттуда корреспонденции, а затем, после высылки с фронта и из Японии, с головой уходит в общественную деятельность: разъезжает по Соединенным Штатам с лекциями о социализме, выступает со статьями, становится первым президентом Студенческого социалистического общества.
Во время кругосветного путешествия на яхте «Снарк» Лондона свалила тяжелая тропическая болезнь. Он принужден в самый разгар прервать путешествие и возвратиться домой. Едва оправившись, Лондон выезжает в фургоне, запряженном четверкой лошадей, в поездку по штатам Калифорния и Орегон, а потом на судне «Дириго» — вокруг Южной Америки. Путешествия — это отдых и свежие впечатления для новых книг.
Влекомый жаждой приключений и в поисках новых тем, Джек Лондон едет военным корреспондентом в Мексику, но вскоре заболевает. Подлечившись у себя на ранчо в Лунной долине, он уплывает на Гавайские острова писать рассказы и романы.
В 1914 году он имеет полное право заявить: «Я всегда был борцом. И никогда не сказал я ничего и ничего не написал такого, что бы отказался потом поддержать».
Он был честен и правдив перед собой и перед окружающими. «Кто я такой, чтобы стыдиться того, что я пережил?» — писал он в ответ на предостережения редактора относительно публикации сборника его автобиографических рассказов о бродяжничестве. — Тем, кто я есть, я стал благодаря своему прошлому, а если я буду стыдиться своего прошлого, то, следовательно, я должен стыдиться и того, во что меня это прошлое превратило».
И всего за год до смерти потрясающие слова: «Я уверяю Вас… что, пройдя все превратности жизни и юности, в зрелом возрасте, имея за плечами тридцать девять лет, я со всей твердостью и торжественностью заявляю: игра стоит свеч. Я прожил очень счастливую жизнь, был удачливее многих сотен миллионов людей моего поколения, и, хотя я много страдал, я много жил, много повидал и больше перечувствовал, чем было отпущено рядовому человеку. Да, это так, игра стоит свеч».
Последние годы жизни были несчастливыми для Джека Лондона. Умер при рождении ребенок, которого он так ждал, — дочь от второго брака. Сгорел «Дом Волка». Подобно своему герою Мартину Идену, Лондон сильно устал. Тяжелая болезнь почек — уремия подтачивала силы писателя, а издатели требовали новых книг, написанных в соответствии с их вкусами.
Вынужденный все больше и больше идти на компромисс с буржуазным читателем, Лондон начал проникаться отвращением к писательской профессии. Он. все дальше отходит от рабочего движения, а победа оппортунизма в американском социалистическом движении способствовала этому. Рвались его связи с товарищами. Чармейн пыталась заменить ему мир, но не могла — не такова была натура Джека Лондона, он был способен жить, только что-то открывая, принося пользу, занимаясь чем-то значительным в своих глазах и глазах окружающих.
22 ноября 1916 года Джека Лондона не стало. Он был совсем молод: ему едва минуло сорок лет.
Обстоятельства смерти писателя были не совсем ясны, и я попытался разобраться в противоречивых документах. В газетах сообщалось, что он умер от острого приступа уремии. Но на этот счет ходили различные слухи. Одни говорили о случайном отравлении, другие — о преднамеренном.
Выяснение истины усложнилось и тем, что в последние месяцы Лондон, чтобы заглушить приступы острой боли, причиняемой уремией, по предписанию врачей принимал содержащие наркотики лекарства. Поэтому трудно было с уверенностью сказать, сознательно ли он принял смертельную дозу морфина или пытался большой дозой заглушить острый приступ болезни. Однако подробнее об этом позднее.
«ОН СМОЖЕТ МЕТНУТЬ ЗВЕЗДЫ»
Домой я везу множество записей, микрофильмов, уйму памятных подарков и теплые воспоминания о простых американцах, чьи советы и помощь сделали мое пребывание в США вдвойне полезным. Перебираю в памяти то, что узнал о Джеке Лондоне, о беспокойном его сердце, о бунтарской душе писателя, о некоторых его мыслях, с которыми я имел счастье познакомиться первым из советских людей.
Поиски материалов о Джеке Лондоне не прекращались мною и по возвращении из США; я перерывал старые газеты и журналы, добывал первые переводы его книг: меня интересовало, как росла популярность американского писателя в России.
Переводить на русский язык произведения Лондона начали в середине первого десятилетия нашего века, вскоре после того, как он стал широко известен у себя на родине. Еще при его жизни в России было предпринято два издания собрания его сочинений.
«По общему колориту творчества и выбору сюжетов, — писали в 1911 году «Русские ведомости», — это, быть может, самый оригинальный американский беллетрист наших дней. Автор никому не подражает, страшится всего шаблонного и избитого, создает нечто, во всяком случае, совершенно своеобразное».
Русские писатели — современники Лондона — также восхищенно отзывались о даровании своего американского собрата по перу.
«В Джеке Лондоне я люблю его спокойную силу, — пишет Леонид Андреев, — твердый и ясный ум, гордую мужественность. Джек Лондон — удивительный писатель, прекрасный образец таланта и воли, направленных к утверждению жизни»[57].
После Октябрьской революции известность Джека Лондона в нашей стране возросла еще более. Его произведения стали издаваться миллионными тиражами на десятках языков народов СССР. Серьезную и плодотворную работу по анализу творчества Лондона проделали советские литературоведы. Именно они тесно связали развитие писателя с социальными силами его времени, привлекли внимание к демократическим элементам его творчества и показали его новаторство. Советский Союз сделался второй родиной американского писателя.
Выдающийся советский поэт Маяковский обратился к роману «Мартин Иден» как источнику для сценария фильма «Не для денег родившийся» и играл в этой кинокартине главную роль. Любили произведения Лондона Сергей Есенин, Александр Грин и писатель, в творчестве которого тема мужества нашла своего незаурядного певца, — Николай Островский. Александр Фадеев прямо назвал Лондона своим литературным учителем. «Напрасно Вы категорически вымели Джека Лондона из числа моих литературных учителей, — писал он. — Вспомните только, в каком диком краю я вырос. Майн Рид, Фенимор Купер и — в этом ряду — прежде всего Джек Лондон, разумеется, были в числе моих литературных учителей»[58]. Можно найти и других советских продолжателей традиций Джека Лондона. «Повесть о настоящем человеке» Бориса Полевого написана в лучших традициях мужественного американца Джека Лондона.
Зная о России лишь по книгам и рассказам, Лондон верно угадал душу ее народа, угадал его талантливость. В 1916 году, накануне Октября, он сказал пророческие слова: «Славяне — самая юная нация среди дряхлеющих народов, им принадлежит будущее».
С Джеком Лондоном, отдыхавшим на Гавайских островах всего за несколько месяцев до смерти, встречался русский журналист. Писатель радушно принял гостя. Они подолгу беседовали. Был опубликован очерк об этих встречах, живо воссоздающий облик Лондона. Не могу не привести из него отрывок.
«Атлетического сложения, красивый, сильно загорелый и совсем еще молодой джентльмен, — пишется там, — дружески приветствовал нас на пороге дома. Джек Лондон был одет в легкий светлый костюм, отлично сидевший на его богатырской фигуре, в мягком воротничке со скромным галстуком. На густой шевелюре непокорных волос красовалась дорогая панама. Ничего яркого, кричащего, утрированно-артистического, отличающего богему, к которой я причислял Лондона». Журналисту особенно бросилась в глаза простота обстановки и всего образа жизни Джека Лондона. «Он живет просто и только для себя; показной жизни он не знает вовсе.
Простая пища, никаких излишеств, постоянное пребывание на воздухе, частые прогулки пешком, продолжительное купание в океане…» Утром до завтрака он работает, не любит, чтобы его отвлекали и прерывали. «Иногда мне не удается ничего написать за эти часы, — говорит Лондон, — но я привык отсиживать здесь определенное время. Это необходимо для дисциплины»[59].
57
Л. Андреев, Предисловие к Собранию сочинений Д. Лондона. «Прометей», изд. 2, т. I, 1912.