Детлеф лежал на спине, глаза открыты. Пико спросил, что я там брякнула о наркотиках и дала ли им адрес. Я сказала: «Да нет, в общем-то, не так прямо. Я думаю, они даже не просекли, в чём дело…» Пико совершенно взбеленился и сказал: «Да ты глупая истеричная корова!» Как сумасшедший бросился он на Детлефа, надавал ему пощёчин и сказал, что Детлеф срочно должен встать. Я сказала, что Детлеф должен, наверное, сначала отдышаться!
Он заорал: «Заткни пасть, корова, и принеси мне воды!» Когда я вернулась из кухни, Детлеф был уже на ногах, и Пико говорил ему что-то. Я была страшно счастлива, что Детлеф снова был жив, и хотела его обнять, но Детлеф отодвинул меня. Пико плеснул ему в лицо воды и сказал: «Пойдём, парень, нам надо сейчас идти!» У Детлефа лицо было ещё совершенно серым, и он едва держался на ногах. Я сказала ему, что он должен прилечь. Пико: «Заткнись!» И Детлеф сказал: «Нет у меня времени теперь!» Пико поддерживал Детлефа, и они вдвоём вышли из квартиры.
Я уже вообще ничего не понимала. Меня просто трясло. Ведь я думала, что Детлеф умер! Я легла на кровать и почему-то стала читать, наконец, этот роман. Тут позвонили. Я выглянула в глазок. У двери стояла полиция.
У меня сердце замерло от страха, но вместо того чтобы тихо свалить через окно, я открыла дверь. Сказала, что да, это я звонила. Квартира принадлежит голубому, который сейчас в отъезде. И сегодня с утра приходили какие-то два парня, кололись, потом одни из них упал, и я позвонила в полицию.
Полицаи хотели знать, как звали парней и как они выглядели. Я им что-то наговорила. Попросили документы. Небольшая заминка, они позвонили в управление и сказали потом: «Ну, пойдём с нами, ты в розыске!» Полицаи были хорошо воспитаны. Позволили взять с собой два романа ужасов и написать письмо Детлефу. Я написала: «Дорогой Детлеф, меня повязали. Скоро напишу. Куча поцелуев. Твоя Кристина». Записку прилепила на дверь.
Сначала меня отвезли в участок на Фридрих-штрассе, а потом – в приёмникраспределитель, где заперли в клетку, как в настоящем вестерне. Вместо стен – железные прутья. Дверь тяжело захлопнулась как в «Шерифе Додж-сити», и замок гремел. Я стояла, руки сквозь прутья, и была немного подавлена. Постояла, потом легла на нары и заснула – наширялась всё-таки неплохо… Мне принесли сосуд для анализов и к нему подстилочку, чтобы я не обоссала всё вокруг. Все, кто проходил мимо, могли отлично видеть, как я писаю. Весь день мне не давали ни пить, ни есть.
Вечером пришла мама. Проследовала мимо клетки, даже не взглянув на меня. С полицаями ей, видишь ли, интереснее было говорить! Клетку отперли, мама как чужой сказала мне «добрый вечер», и крепко схватила меня под локоть. В машине уже ждал Клаус, мамин друг. Мама затолкала меня на заднее сидение и сама села рядом. Молчали. Клаус, видимо, сбился с пути, и мы пересекали Берлин поперёк. Я подумала: «Совсем спятили, не могут найти дорогу в Кройцберг!»
Мы остановились у заправки, я сказала маме, что голодна, и попросила купить мне три «Баунти». Она вылезла и купила мне три «Баунти».
После второго «Баунти» мне стало плохо. Клаусу пришлось остановиться, чтобы я могла проблеваться. Мы гнали по северному автобану, и мне стало ясно, что в Кройцберг мы сегодня явно не попадём. Я думала, что меня везут в интернат – ну, оттуда я быстро сольюсь… Увидела табличку «Аэропорт Тегель» и подумала: «А – тебя хотят выкинуть из Берлина! Круто…» Мы вылезли в аэропорту. Мама сразу схватилась за меня обеими руками. Второй раз за наше свидание я открыла рот и, озвучивая каждое слово, сказала: «А не могла бы ты меня отпустить сейчас. Пожалуйста!» Она меня отпустила, но держалась буквально в сантиметре. Клаус шёл в арьергарде, тоже весь начеку. Я безвольно перебирала ногами. Что они делают? Со мной уже нечего не сделать! Я потерянный человек! Регистрация на Гамбург, и я в последний раз оглянулась, нет ли возможности бежать. Возможность была – сил не было…
Гамбург – это конечно жестко! Там, в деревне, в пятидесяти километрах от города, жили мои бабушка, тётя, дядя и кузина. Последние обыватели в моих глазах. Дом в таком порядке, что это чистый ад! Ни пылинки! Я могла часами бегать босиком, и вечером мои ноги были такими же чистыми.
В самолёте я притворялась, будто читаю свой роман, и действительно – одолела пару страниц. Мама была нема, как рыба. Она так и не сказала мне, что тут происходит…