Когда стюардесса понадеялась, что мы приятно полетали, я заметила, что мама плачет. И тут она начала говорить, быстро-быстро. Она хочет мне только лучшего.
Недавно ей приснилось, что я лежу мёртвая в туалете – ноги перекручены и вся в крови. Убита каким-то дилером, и её вызвали опознать труп…
Я всегда верила, что у мамы есть парапсихологические способности. Когда она говорила: «Ребёнок, останься дома, у меня плохие предчувствия!» – то меня или прихватывали в облаве, или обували с ширевом, или ещё какой-то террор случался. Я вспомнила Пико и его друзей-сутенёров. Что ж, может быть, мама спасла мне жизнь…
Я перестала думать. После неудачной попытки самоубийства я вообще не хотела думать, думать было противно…
В аэропорту Гамбурга мы с моей тётей, встречавшей нас, зашли в ресторан. Мама улетала следующим рейсом. Я заказала себе «Флорида-Бой», так в этой говёной лавочке его не было! Я подумала, что за дыра этот Гамбург, если у них нет даже «Флорида-Бой»! Решила вообще ничего не пить, хотя меня и долбил зверский сушняк…
Мама и тётка говорили обо мне. В какие-то полчаса они расписали всю мою будущую жизнь. Я пойду в школу, найду новых друзей, получу образование, и вернусь в Берлин. Всё было так просто. На прощание мама снова всхлипнула. Я сдержалась. Это было 13 ноября 1977 года.
Мама Кристины:
Весь этот день я пыталась сохранять спокойствие, – чего бы мне это ни стоило, – но на обратном пути в Берлин не выдержала и от перенапряжения последних недель разревелась как девочка. От слёз на душе полегчало… Мне было и грустно и радостно. Грустно, потому что пришлось отдать Кристину. Радостно, потому что я всё-таки вырвала её – почти из рук смерти…
Наконец-то я была уверена, что поступаю правильно. После неудачи в «Наркононе» мне стало ясно, что у Кристины есть только один шанс выжить – там, где нет героина. Пока Кристина жила у отца, я имела возможность немного передохнуть и подумать. Именно тогда я поняла, что Кристина пропадёт в Берлине, что бы мы ни делали. Правда, мой муж уверял меня постоянно, что Кристина чиста, но этим, конечно, и не пахло! Я не думаю, что можно так бояться, как я боялась за жизнь Кристины! Но после смерти её подруги Бабси у меня в жизни не было ни одной спокойной минуты, и я хотела немедленно отправить Кристину к родственникам в Западную Германию. Отец не позволил… За то время, когда Кристина жила у него, он успел выбить себе право самостоятельно определять её место жительства. Все мои слова были как о стену горохом… Он не понимал – может быть, потому что моего опыта у него ещё не было, может, просто не хотел признавать поражение…
В это время я получила готовящееся обвинительное заключение против Кристины. Дело в связи с незаконным оборотом наркотиков. Фрау Шипке из полиции подготовила меня к этому и в утешение сказала мне, что я не должна винить себя за Кристину. «Кто колется, тот колется, – сказала она. – Каждый решает сам». Она знала много наркоманов из хороших семей, которые вот так же должны были предстать перед судом. «Не стоит себя терзать!» – сказала она.
Но мне показалось просто подлым, что в качестве доказательства приводился тот чек героина, который я однажды нашла в её комнате. Найдя его в своё время, я в волнении позвонила фрау Шипке. Я и не подозревала, что моя находка будет использована против Кристины, когда фрау Шипке лицемерно предложила мне отправить его на экспертизу. «Не указывайте отправителя на конверте, – сказала она. – Тогда ничего нельзя будет доказать».
Да вообще, мне казалось чудовищной глупостью, что молодых людей судят за их болезненное пристрастие к наркотикам. Кристина никому ничего не сделала. Она вредила только самой себе. Почему же она должна отвечать за это перед судом? Не говоря уже о том, что, как известно, тюрьма ещё ни одного наркомана не вылечила…
И этот приближающийся суд был для меня ещё одной причиной скорее вывезти Кристину. Вдруг во мне проснулось всё мужество и решительность. Я пошла в комиссию по опекунству и обрисовала им ситуацию во всех подробностях. Это было первое заведение, где меня внимательно выслушали. Ответственный социальный работник господин Тилльман тоже склонялся к мнению, что Кристине лучше уехать на Запад. Он обещал постараться и найти для Кристины место в клинике, потому что неясно было, как скоро я получу право определять место жительства Кристины.
В то же время, согласие на терапию было бы проще выбить у моего супруга. Это были не пустые слова. Я чувствовала, как затронула господина Тилльмана наша ситуация.