Папа постоянно рылся в моих вещах. Всё время мне нужно было быть начеку, ничего подозрительного не должно было попасть в квартиру. Все телефонные номера и адреса, которые я знала в статусе наркоманки и проститутки, приходилось шифровать. Например, Хайнц жил на Лесной улице, и я нарисовала в своей записной книжке пару деревьев. Номера домов и телефонные номера были замаскированы под арифметические задачи. Например, номер 395-47-73 был записан так: 3,95 марки плюс сорок семь пфеннигов плюс семьдесят три пфеннига. Как будто мне в голову могло прийти посчитать такое!
Хайнц как-то рассказал мне о Стелле. Оказалось, что Стелла засела в тюрьму. Я-то и не знала об этом, потому что ни на панели, ни на точках давно уже не появлялась.
Но Хайнц, – тот был просто поражен этим известием. Не из-за Стеллы, конечно – на неё ему было наплевать! Из-за полиции, – он боялся, что Стелла сдаст его с потрохами. Тут я узнала, что, оказывается, на Хайнца уже давно заведено дело.
Развращение малолетних или что-то в этом духе. Он не особенно боялся, хотя уже имел одну судимость. Говорил, что у него лучший адвокат в Берлине. Его заботило только, что Стелла расскажет, как он платил девочкам героином. Развращение плюс наркоторговля, – это и для Хайнца было крутовато, какой бы там адвокат у него не был!
Я тоже была потрясена. Ну, тоже, конечно, не из-за бедной Стеллы. Думала о себе!
Если Стеллу засунули в тюрягу в её четырнадцать лет, то при случае и я окажусь там же. Нет уж – за решётку у меня не было никакого желания!
Я решила позвонить в «Нарконон», чтобы сообщить новость Бабси. Мы созванивались с ней почти каждый день, и ей очень нравился откол в «Наркононе».
Она уже пару раз утекала от них, и один раз вмазалась. Набрала номер, и мне сказали, что Бабси как раз съехала в больницу – желтуха!
Здесь мы с ней были очень похожи! Только ты решил серьёзно бросить, а тут, на тебе – желтуха! Бабси предприняла уже бесчисленное количество попыток. Даже ездила в Тюбинген, чтобы там лечь в клинику, но в последний момент наложила в штаны, – очень уж суровая лавочка там оказалась! Бабси всегда сидела круче моего.
Мы старались смотреть друг за другом: у нас все симптомы были похожи – симптомы приближающейся смерти тоже.
На следующий день я собралась навестить Бабси в больнице. Больница находилась в Вест-Энде. Мы с Дженни доехали до Теодор-Хейс-Плац, и – пешком через Вест-Энд! Там здорово! Повсюду огромные виллы и масса деревьев. Я даже и не знала, что в Берлине есть такое! Я поняла, что вообще не знаю Берлина. Конечно, что я видела в своей жизни: Гропиусштадт с окрестностями, Кройцберг, где жила моя мама, да четыре героиновые точки! Дождь лил как из ведра, и мы с Дженни промокли до нитки, но безумно радовались деревьям и предстоящей встрече с Бабси.
В больнице сразу возникла проблема, о которой я и не подумала. Конечно, Дженни нельзя было внутрь! Но я договорилась с вахтером, и он приютил Дженни в своей сторожке. Я искала Бабси, пыталась сориентироваться, расспрашивая встречных, и как-то случайно наткнулась на врача Бабси. Он сказал: «А нам и самим интересно, где Бабетте сейчас! Позавчера она удрала из больницы!» Он сказал, что Бабси наверняка умрёт, если сунется сейчас на точку: желтуха ещё не излечена и печень просто не выдержит…
Мы с Дженни поплелись к метро. Я думала, что моя печень также готова, как и у Бабси. У нас всё было одинаково! Как я тосковала по ней! Я забыла все наши ссоры и споры! Я думала, что мы нужны друг другу. Я бы дала ей излить душу, выговориться… И убедила бы вернуться в больницу. Хотя, нет – это нереально! Бабси по-любому не вернётся в больницу, она уже два дня бомжует и мажется. Я же знала себя! Я бы не вернулась! Проклятье, мы были так похожи – я и Бабси! Где её искать?
Она зависала сейчас или где-то на панели или на точке, или, может, была у клиента, а у меня не было времени лазить по городу, потому что отец как раз должен был произвести очередной контрольный звонок. Ну что ж! Каждый наркоман сам себе товарищ и друг, в конце концов! Я поехала домой. Всё-таки у меня не было никакого желания бегать по точкам, тем более что героин я уже давно получала от Хайнца.
Следующим утром я спустилась за газетой. Мама-то уже давно не снабжала меня информацией из моргов – приходилось самой читать, и каждое утро я пролистывала газету в поисках сообщений о павших героинщиках. Сообщения становились всё меньше, потому что трупов становилось больше. Но зато я всегда знала, кого и в каком сортире нашли с иглой в вене.