— Хорошо, давай запишем, — согласился папа. — Но Лёха для хоккея слишком маленький.
— Ничего, на коньках он уже стоять умеет, а там и подрастёт.
— Ладно, — сказал папа. — Всё равно надо будет покупать для них и защитный жилет, и наплечники, и щитки, и прочие вещи. А там пусть сами выбирают.
Мы с Лёхой выбрали хоккей. Но я тут же подумал-подумал, и спросил у папы:
— Пап, — спросил я. — А как же наш мотик? Он что, так и будет там ржаветь?
— Почему же? — удивился папа. — Будем иногда приезжать и кататься. Для разнообразия. Как, не возражаете?
— Я не возражаю! — тут же закричал Лёха. — Я как поеду, как газану, как обгоню всех-всех-всех, так сразу и получу все медали и подарки! Вот.
Он даже букву «ры» сумел при этом выговорить. И сам не заметил, как у него это выговаривание получилось. Зато заметила мама и сказала:
— Я теперь совсем ничего не понимаю, что им надо, что им можно, а что не надо и нельзя. Решайте сами.
А я подумал-подумал и тоже решил не возражать.
Так мы стали ходить еще и на хоккей, который был рядом с нашим домом, и ездить в мотоклуб, который далеко.
Глава 8
Шайба против мотика
На хоккее мы катались на коньках — сперва всё по кругу да по кругу. И просто так катались и с клюшкой. Долго у нас с Лёхой не получалось быстро ездить ни передом, ни задом. Потом понемногу стало получаться. И у других мальчишек тоже. Только эти мальчишки ничего про мотики не знали. Потому что у них другие папы с мамами, которые тоже не знают.
Уже зима наступила, а мы всё катаемся да катаемся. Но однажды тренер бросил на лёд шайбу и сказал, чтобы мы все вместе гнали её в ворота. А в какие, не сказал. И все побежали за шайбой, и я побежал тоже. Потом все побежали назад и чуть не уронили меня на лёд, потому что я ехал последним и едва успел отъехать в сторону. А Лёха не успел, и его уронили. Потом они опять побежали вперёд, а шайба скользила по льду впереди всех. Они без всякого толку бегали за шайбой то вперёд, то назад. И так мне надоела эта беготня, что я сел в сторонке и стал ждать, когда закончатся наши занятия.
А Лёха носился вместе со всеми, но он был самым маленьким и не поспевал за другими. К тому же его всё время толкали и роняли. Он оставался лежать посредине уроненным, все за это время успевали добежать до ворот и повернуть обратно. Лёха вставал на ноги, поднимал свою клюшку, поправлял шлём, чтобы лучше видеть, и видел, что шайба катится впереди всех прямо на него. Он кричал: «Шайбу! Шайбу!», кидался на эту шайбу, и его опять толкали и роняли.
Тогда дядя тренер на Лёху заругался, чтобы он не нарушал порядок и не мешал бегать остальным. А Лёха — он не умеет не нарушать и не мешать. Он всегда что-нибудь нарушает и кому-нибудь мешает. Мама говорит, что у него шило в одном месте образовалось, шило это всё время колется, поэтому он такой нарушительный и мешательный.
А я совсем другой — я в дедушку. А Лёха, я думаю, ни в какого ни в дедушку, ни в бабушку, ни в папу, ни в маму, ни в меня, а сам в себя самого.
Так мы ходили на этот хоккей и ходили, бегали за шайбой и без шайбы друг за другом, и до того мне надоел этот хоккей, что я однажды, когда мы сели ужинать, спросил просто так у своего папы:
— Пап, — спросил я у него просто так. — А наш мотик не украли?
— Думаю, что нет, — ответил папа.
— А давай поедем и посмотрим, украли или не украли.
— Давайте поедем! — закричал Лёха и дрыгнул меня под столом ногой.
— Ну, что ж, — сказал папа. — Вот наступит суббота, и поедем.
— А когда она наступит? — спросил Лёха и опять дрыгнул своей ногой по моей ноге.
Я не выдержал и тоже дрыгнул.
А мама сказала:
— Я вот вам подрыгаю! Останетесь без сладкого.
— А он первый дрыгнул, — сказал Лёха.
— И не правда, — сказал я. — Он первый дрыгнул, а я второй. Он просто первый сказал, что я первый дрыгнул. Потому что вредный.
А мама сказала:
— Ты уже большой, а Лёха маленький. Мог бы и не отвечать на его дрыганье.
— Ага, — сказал я. — А он тогда ещё сильнее дрыгнет.
— Оба останетесь без сладкого, — сказала мама. Подумала-подумала и сказала ещё: — Если будете опять дрыгаться за столом.
Мы перестали дрыгаться и съели крем-брюле. И Лёха тут же, даже не вытерев своё лицо от крем-брюле, дрыгнул меня ногой. А я дрыгать не стал. Я подумал, что я ему та-ак дрыгну, та-ак дрыгну… когда пойдем спать, что он не обрадуется.