Риарио заморгал, поджав девичьи губки.
«Так-так, — подумал Лоренцо. — Вероятно, интерес юного Раффаэле вызван не только ничтожными дипломатическими соображениями». О красоте Джулиано ходили легенды, за свою короткую жизнь он успел разжечь страсть не только в женских сердцах…
Гульельмо де Пацци перегнулся через архиепископа и похлопал кардинала по плечу.
— Не беспокойтесь, ваше святейшество. Он придет. Медичи всегда принимают своих гостей как подобает.
Лоренцо тепло ему улыбнулся, а Гульельмо поспешно отвел взгляд и коротко в ответ кивнул, но без улыбки. Лоренцо показалось это странным, но его сразу отвлек Франческо Нори, прошептавший:
— Маэстро… только что пришел ваш брат.
— Один?
Нори бросил быстрый взгляд через плечо на северный вход святилища.
— Он пришел с Франческо де Пацци и Бернардо Барончелли. Что-то не нравится мне это.
Лоренцо нахмурился; ему тоже это не понравилось. Когда он только входил в собор, то успел заметить Франческо и Барончелли и даже поздороваться с ними. Однако теперь выучка дипломата взяла верх; он склонил голову к Раффаэле Риарио и тихо произнес:
— Видите, ваше святейшество? Вот и мой брат. — Кардинал Риарио наклонился вперед, посмотрел налево и заметил Джулиано. Он усмехнулся дрожащими губами, едва заметно кивнул и снова перевел взгляд на алтарь, где священник как раз приступил к благословению прихожан.
Поведение гостя было таким необычным, таким нервным, что в душе у Лоренцо шевельнулась тревога. Во Флоренции всегда ходило много слухов, большинство из которых он пропускал мимо ушей; но недавно Нори сообщил о готовящемся против него нападении, считая, что Лоренцо в опасности. Как всегда, никаких подробностей Нори не знал.
— Курам на смех, — презрительно отмахнулся тогда Лоренцо. — Повод для разговоров найдется всегда, но мы Медичи. Сам Папа может нас оскорбить, но даже он не посмеет поднять на нас руку.
Теперь он почувствовал укол сомнения и, нащупав под плащом рукоять короткого кинжала, крепко ее сжал.
Через несколько секунд под сводами раздался мужской голос, прокричавший неразборчиво какие-то слова, полные ярости. Сразу за этим начали звонить колокола на колокольне Джотто.
Лоренцо мгновенно понял, что так называемые слухи, о которых твердил Нори, оказались истинной правдой.
Первые два ряда прихожан разомкнулись, люди бросились врассыпную. Где-то совсем рядом закричала женщина. Сальвиати затерялся в толпе, а юный кардинал бросился на алтарь, преклонил колени и истерично зарыдал. Гульельмо де Пацци, явно напуганный, начал вопить, заламывая руки:
— Я не предатель! Я ничего об этом не знал! Ничего! Клянусь Богом, Лоренцо, я ни в чем не виновен!
Лоренцо не видел руки, протянувшейся сзади и легко опустившейся на его левое плечо, — но ему показалось, что плечо обожгла молния. С грацией и силой, приобретенной за годы выучки, он выскользнул из цепких рук невидимого врага и, вытянув меч, развернулся.
Во время внезапного маневра острое лезвие слегка задело его пониже правого уха; Лоренцо невольно охнул, почувствовав, как разошлась нежная кожа и по шее потекла теплая влага. Но он устоял на ногах и удержал меч, готовый отразить любую атаку.
Перед Лоренцо возникли два священника: один дрожал, прикрываясь маленьким щитом и трусливо сжимая меч, а сам оглядывал мятущуюся вокруг толпу — большинство людей бросились к дверям собора. Но ему тут же пришлось обратить все свое внимание на личного охранника Лоренцо, Марко, мускулистого детину, который хотя и не в совершенстве владел мечом, компенсировал этот недостаток звериной силой и натиском.
Второй священник — с диким взглядом, нацеленным на Лоренцо, — занес оружие для следующего удара.
Лоренцо отбил атаку, потом еще одну. Изможденный, бледный, небритый священник сверкал глазами и кривил рот, как сумасшедший. Да и сила у него была как у лишенного разума, так что Лоренцо едва не рухнул под его ударами. Сталь ударялась о сталь, и звон уносился под высокие своды теперь уже почти опустевшего собора.
Соперники скрестили клинки, рукоять к рукояти, с такой яростью, что рука Лоренцо задрожала. Он взглянул в глаза своему заклятому врагу и на секунду перестал дышать, разглядев, какой ненавистью тот пышет.
Так они и стояли, скрестив оружие, не уступая друг другу. Наконец Лоренцо воскликнул:
— За что ты так меня ненавидишь?
Он искренне не понимал этого. Всю жизнь он желал только самого лучшего для Флоренции и ее жителей, и не мог взять в толк, почему некоторых охватывает отвращение при одном упоминании имени Медичи.
— За Всевышнего, — прохрипел священник. Лицо его находилось на расстоянии ладони от лица ненавистной жертвы. По его бледному лбу стекали струйки пота, дыхание обжигало щеку Лоренцо. У него был длинный узкий нос аристократа; вероятно, церковник происходил из старинного рода. — Именем Господа!
И он резко отвел руку с клинком, отчего Лоренцо, споткнувшись, повалился вперед, едва не напоровшись на лезвие.
VII
Чуть раньше этих событий Барончелли достал длинный кинжал и занес его над головой, вспоминая десятки фраз, которые заготовил для этого мгновения; но ни одна из них не шла с языка, и то, что он, в конце концов, выкрикнул, ему самому показалось смехотворным.
— Получай, предатель!
Церковные колокола начали перезвон. Джулиано поднял взгляд, при виде ножа его глаза округлились от удивления.
Поддавшись, в конце концов, безумию, Барончелли больше не сомневался и нанес удар.
Когда Лоренцо, потеряв равновесие, повалился вперед, из его груди вырвался крик, выражавший презрение к самому себе: он сразу понял, что не успеет поднять меч, чтобы отразить следующий неминуемый удар.
Но прежде чем священнику с дикими глазами удалось еще раз пролить кровь Лоренцо, вперед выступил, загородив собою хозяина, Франческо Нори с мечом наготове. Друзья и сторонники Медичи начали смыкаться вокруг незадачливых убийц. Только сейчас Лоренцо смутно разглядел Анджело Полициано, пожилого и дородного архитектора Микелоццо, семейного скульптора Верроккио, делового партнера Антонио Ридольфо, представителя знати Сиджисмондо делла Стуффа. Эта толпа оттеснила Лоренцо от нападавшего и начала прижимать к алтарю. Лоренцо сопротивлялся.
— Джулиано! — кричал он. — Брат, где ты?
— Мы отыщем его и защитим. А теперь ступай! — приказал Нори, ткнув подбородком в сторону алтаря, где священники в панике уронили полный потир, залив алтарный покров вином.
Лоренцо замер в нерешительности.
— Ступай! — опять прокричал Нори. — Они идут сюда! Скройся в северной ризнице!
Лоренцо понятия не имел, кто были эти «они», но послушался друга. По-прежнему сжимая в руке меч, он перемахнул через низкую ограду и заскочил в восьмиугольную резную деревянную конструкцию, где размещался хор. Ангелоподобные мальчики с визгом бросились кто куда, их белые одежды, развеваясь, трепетали, как крылья испуганных птиц.
Лоренцо, по пятам которого следовали его защитники, протиснулся между хористами и на заплетающихся ногах зашагал к главному алтарю. Едкий дым от ладана смешался с запахом пролитого вина; ярко горела пара высоких канделябров. Священник и два его помощника окружили зареванного Риарио. Лоренцо, не переставая мигать, смотрел на них. В первую секунду он почти ничего не разглядел, ослепнув от яркого пламени свечей. Головокружение вынудило его дотронуться свободной рукой до шеи, а когда он отнял руку, она оказалась окровавленной.
Тем не менее, он усилием воли заставил себя ради Джулиано не терять сознания. Он не мог позволить себе даже секундной слабости — по крайней мере, пока брат не окажется в безопасности.
В ту самую минуту, когда Лоренцо бежал к алтарю, Франческо де Пацци и Бернардо Барончелли протискивались в противоположную сторону, явно не сознавая, что их жертва проскользнула мимо.
Лоренцо остановился на ходу и бросил на них взгляд, чем вызвал столкновения в рядах своей свиты.