Прыжок в озеро
Несколько недель я живу с пылью, которая не оседает. Словно внутри меня - озеро, взбаламученное шагами, и я не знаю, как очистить его, уложить ил на дно и забыть. Сара чистит картофель на кухне, она мне напоминает Чипо - лечится, помогая, - и даже щебечет по-английски быстрее, чем на родном. Иногда у неё детское, безмятежное настроение, а иногда - как сейчас - она хмурится и грустит. Смотришь в её глаза и видишь все стоны и крики. - Можно мне спросить? - говорит она серьёзно, наклонившись поближе. В этом нет нужды - мы на кухне одни, но я тоже наклоняюсь в ответ. - О чём? - О себе. Я не начинаю догадываться, но что-то чувствую. От этого неприятно. - Мне уже надо выходить замуж? - Конечно, нет. Ты выйдешь только тогда, когда захочешь. И если захочешь. Сара отводит взгляд и скребёт кончиком ножа по клубню, освобождая его от грязи. Я жду, когда она станет разговаривать дальше. Никогда не нужно их подгонять. - Девочки из деревни все замужем. - Ты ведь знаешь, почему. Некоторых из них выдали за мужчин, которые... - я понимаю, что не могу выговорить это при ней, но пытаюсь, - которые... которых они не любили. - Которые их изнасиловали. Я знаю это слово. Я взрослая. Но я ведь не смогу уехать отсюда, правда? Даже Чипо не смогла. Значит, мне придётся выходить замуж? - Это не то, что должно заботить тебя сейчас. И Чипо влюбилась. - Я тоже. Вначале мне хочется улыбнуться. Ребёнок хорошо поработал, а мы - вместе с ним; ещё немного, и Сара избавится от прошлого: не забудет воспоминания, но примет все чувства. А потом я вижу проступающую серость, чёрная кожа с отливом белеет, и вместо улыбки я спрашиваю осторожно: - Что ты хочешь мне рассказать? - У меня кровь. Два года уже. - Я знаю. - А теперь её нет. Я понимаю. Понимаю! Здесь натаскан на эти вещи. - Такое случается. - Нет. Это не то. Не то. Она медленно поднимает свой взгляд, словно боится, словно ждёт оплеухи или скандала. В ней сочетаются обречённость и испуг, а когда я забираю из её рук нож, то она вздрагивает и пытается убежать. - Тихо, - прошу я, - подыши вместе со мной. - Я не... Он так... - Потом. Всё потом. Сейчас смотри на меня и дыши. Мы обе стараемся не думать. Спокойствие - то, что она хочет получить от меня, и я запираю себя на замок. Сухие быстрые всхлипы вначале барабанят по перепонкам, но затем - сворачиваются, как неудачный концерт. К лицу Сары возвращается цвет. Я обнимаю её. - Тот парень? - Да. - И ты - добровольно? Она кивает, лицом зарываясь в грудь, сжимая меня руками почти до хруста, и всё-таки хнычет. Маленькая девочка с плечами, о которые можно уколоться, и с проблемами, которые нужно перенести. Мой ил доходит почти до горла. Всё как-то катится в никуда. - Ничего, ничего. Это же не конец света. Мы обязательно всё решим. Я знаю наверняка, как обернётся, и мне от этого только хуже. Сара отстраняется, как только в коридоре слышится звук шагов. Я понимаю, что она никому раньше не говорила. - Ну, - успеваю подбодрить я прежде, чем откроется дверь, - по крайней мере, это было приятно? Сара кривит губами, но всё-таки улыбается: - Немного, - краснеет она, трогает себя за живот; оживает что-то в чёрных бездонных глазах, - лучше, чем в первый раз. И улыбка становится ярче, но горчит почему-то не у неё, а у меня на губах.
***
У Дамиры в кабинете я шарю по столу, в стопке визиток, в шкафчиках с пожелтевшими документами. Кажется, это - важнее жизни. Скорее, пока не выжила из ума. Доктор заходит почти неслышно: расширенные глаза и незажжённая сигарета меж пальцев. Дамира не может понять, что случилось, а я просто закрываю за ней дверь в кабинет. - Ты что?.. Я вздыхаю, словно прыгаю в озеро, а берег - недалеко. Я переломаю себе шею и ноги! Но смотрю на Дамиру. Со стороны я слышу свой голос. Он даже как будто срывается и дрожит: - Дай мне, - прошу я и сглатываю, - дай, пожалуйста, его телефон.