***
Он не подготовлен и, может быть, ошарашен, ведь спустя пять минут я уже ловлю лондонский кэб и говорю всё, как запомнила, и ещё: - Побыстрее. Ведь в этой гонке я должна победить.
Ярко-алый цвет
На удивление, я приезжаю так быстро, что Том не успевает сменить футболку: у калитки, окружённой зелёной изгородью, он встречает меня с полотенцем. Под мышками и на спине - влажные круги пота. Он выглядит очень обычно. - Извини, дарлинг, - сконфужен он, впуская меня, и взгляды его быстры и рассеяны, - я не успел принять душ. Вся эта встреча похожа на смятый лист: приветствие где-то забыто, Бэррингтон сам на себя не похож, и его отрывистость, быстрота - это делает меня нервной. Том открывает передо мной дверь в дом, где стоит сонная тишина, полумрак, и где пахнет немного сосновым срезом. Наверное, это паркет. - Мне нужно несколько минут, - говорит он, указывая на диван в просторной гостиной; дальняя стена в книгах, высокие окна скрыты за шторами. - Можете подождать меня здесь, если вы не против. - Я не против, - машинально говорю я. В конце концов, вся ситуация создана мной, я сейчас виновата. Хотя и не собираюсь что-то менять...
Целую минуту мне кажется, что я здесь не к месту, хотя обстановка выдержана и даже проста: нет причуд, и вместо золотой рамки в углу висит пробковая доска - на ней фотографии, вырезки и цитаты. Видимо, Бэррингтон создаёт что-то в своей голове. Репетирует. Всё такое британско-тихое. Горит возле книг ночник.
***
Он появляется снова совсем другим: влажные волосы аккуратно зачёсаны, вместо футболки - рубашка, и на нём ощущение чистоты, словно вторая кожа, а ещё - ощущение дома. Я не знаю, в чём именно отражается это, в расслабленной линии плеч, а может, в спокойном взгляде, но чувствую. - Вы не завтракали? - спрашивает он, расшторивая несколько окон - по-прежнему немного рассеяно, словно думая о своём. - Я могу приготовить вам полный английский завтрак, если хотите. - Нет, спасибо, - и добавляю сразу, не дав ему шанса: - просто поговорите со мной наконец. Мне становится очевидно, что Бэррингтон не может собраться. Он не подготовлен, не решил до конца, что делать, у него были другие планы - и я разрушила все из них. Том кидает на меня взгляд, а потом - оставляет шторы: в гостиной всё ещё полумрак. Он неторопливо поправляет рубашку за поясом, прежде чем сесть на диван напротив. Между нами оказывается только кофейный стол. - Хорошо, - просто говорит он. И в какое-то мгновение я наконец-то вижу, что он готов. Ко всему, во что выльется эта встреча. Том хороший актёр. - Я здесь на три дня, - начинаю я сразу, без вежливых разъяснений. - Вы свободны? - Зовёте меня на свидание? - Нет - переспать со мной. Бэррингтон молчит, но взгляд его не меняется. - Вы начинаете не с того, - шумно вздыхает он. - Я всё-таки принесу вам завтрак. Я удерживаю его за руку машинально - тело само подаётся вперёд, перегибается через стол. Это кажется унизительным, но мне уже всё равно. - Сегодня я хотела покончить с этим, - твёрдо говорю я. - Мы заигрались - и для чего? Вы, может быть, и трахаетесь с кем-то, а я вас только хочу - уже несколько лет. - Дарлинг... - Я даже бельё купила, - я отодвигаю ворот рубашки с плеча, чтобы он увидел бретель и кружево. - Это ведь что-то... традиционное. Думаете, я буду в госпитале такое носить?.. У меня мама, как кинозвезда, знаете: эти локоны шапкой, талия с мою руку, взгляды поверх очков... Я на неё не похожа. В чём смысл моего белья, если оно создано на таких женщин? - Очевидно, вам лучше совсем без него. Том бьёт фразой наотмашь каждый раз, когда я пересекаю границу. Обычно не говорят о таком - это скрывают. Я знаю, что он смотрел на меня в саду, но открытое подтверждение выбивает меня (опять). У меня вдруг не поворачивается язык: «Давайте я сниму». Я могу думать об этом, но не могу говорить. - К чёрту вас, - выдавливаю я, отведя взгляд, - я устала. Бэррингтон ждёт, молчит, смотрит. А потом аккуратно накрывает мою руку своей, чтобы я отпустила, и говорит (невозмутимо): - Значит, чай, дарлинг? Словно чай способен всё изменить.
***
Платье Приянки ярко-алого цвета. Оно расползается по развороту журнала, как кровь из артерий, как сок переспелой вишни, а может, как молодое вино. У этой женщины игривый прищур и открытая искренняя улыбка. Том возвращается с чашкой чая и убирает журнал со стола. - Вам не нужно, - останавливаю его я, хотя поздно - лицо Приянки уже втиснулось между каких-то книг, - главное, чтобы вы не поступали с этой женщиной, как мужчина. Бэррингтон не делает вид, что не понял, и спокойно меня поправляет: - Как плохой мужчина, дарлинг. И потом, мы с Приянкой коллеги, что бы ни писали газеты. - Почему? Том садится рядом, а не напротив, и это напрягает меня. Его запах лёгкий, не душит, как запах других мужчин, вместо агрессии - чистые ноты. Я ощущаю лишь отголоски, а что-то уже катится глубоко вниз. Бэррингтон кладёт ногу на ногу, слегка откидывается назад, поправляя ремень, и я невольно смотрю на это. Не могу оторваться - так он красив. - Я вас поцеловал. Забыли? - говорит он. От его прямого взгляда мне становится только хуже, но я сражаюсь. Велик соблазн - отвернуться, ещё больше - наклониться и, надавливая, поцеловать. Я держусь. - Вряд ли, - говорит Том, словно что-то во мне увидев. - Вы меня не целовали. - Правда? - Это я целовала вас. И от одних только воспоминаний начинает теплеть лицо. «Я знаю вкус его рта» - ведь эта мысль не давала мне покоя ночами... Я пытаюсь плавно, с непринуждённостью отвернуться, ставлю на столик горячую чашку - лишь бы не выдать себя, не раскрыть. Но это ведь так очевидно! Бэррингтон верно читает такие знаки. - Я, а не вы... Мой рот не успевает захлопнуться, и поцелуй сразу глубокий. Мне не понятно, что происходит, почему тусклый свет ночника перекрылся плечами, почему чужая щека перед глазами, а щетина так колется. Я чувствую его язык, слабый привкус лимона, а ещё что-то, что проходит сквозь меня до самого паха, валится в низ живота, как камень, тянет пугающе сладко. Это - чувственная щекотка, я поехала вдруг с горы, ухнула вниз с парашютом, высоко поднялась на качелях. Она повторяется каждый раз, когда Том шевелит губами и сталкивается с моим языком, сразу невежливо, не для этого поцелуя, когда он толкается между губ раз, второй, третий, когда не даёт мне уйти и держит затылок своей рукой. У меня даже немеют пальцы - от испуга и наслаждения. Я желала этого слишком долго и быстро сдаюсь. Его плечи такие большие и твёрдые, горячие - даже сквозь ткань. Я сжимаю их, впиваюсь руками, но Том лишь крепче обнимает меня. Сквозь бельё я чувствую его тёплую грудь. Это похоже на помутнение. Не бывает так хорошо. Не со мной.