- Эй! - вдруг окликают меня, и я вижу в проходе Дамиру. Засунув руки в карманы халата, она переводит взгляд с меня на Бэррингтона и обратно. - Что происходит? А у нас обоих вид рассеянный и немного испуганный, словно случившееся должно было касаться лишь нас двоих. Меня отрезвляет её появление, и я захлопываюсь, наконец, будто раковина. - Мне очень жаль - я сорвалась, - уже спокойно отвечаю я, стараясь не покраснеть. Дамира проницательно смотрит на Тома и спрашивает его так, словно застала меня с пистолетом в руке: - С вами всё в порядке, мистер Бэррингтон? Он кивает, натягивает вежливую улыбку, но я чувствую даже на расстоянии, как он хочет договорить, отстоять свою правду и, может быть, по-настоящему разозлиться. Что я задела? Самолюбие, веру в справедливость, гордость? Поскорее бы эти британцы смылись отсюда. - Он наш гость, - шипит на меня Дамира, когда мы выходим в коридор и остаёмся одни. - Он может вложить в нас круглую сумму, а ты затеваешь с ним драку. - Раздражает их оптимизм. Не могу. Дамира хватает меня за локоть и разворачивает: - Можешь! - и её чёрные глаза поблёскивают, словно дно озера, глубокие и старые до ненормального. - Им не понять, они живут в своём коконе и иногда вылезают, и тебе обидно. Да, обидно! Я знаю, как нам всем хочется быть такими. - Какими? - Нормальными, - припечатывает доктор, как приговор. - Нормальными чистенькими людьми, которые прыгают между дерьма, не касаясь, а мы в нём валяемся и живём. Это попадает в самую точку, поэтому - ранит. Я умею признаваться и признаю: - Я бы отдала оставшуюся жизнь, чтобы ослепнуть. Дамира кивает головой, и я знаю прекрасно, что она понимает: - Просто не попадайся им на глаза, - просит она и отпускает, - просто возьми с них то, что они готовы отдать, а не то, что могут. Я смиряюсь, потому что я неправа. - Хорошо. И на этом мы разделяемся: каждый сворачивает в свой коридор. Доктор пропадает за дверью в палаты новых девчонок, а я иду к Саре. В кармане лежит рулон пластыря вместо игрушек. Несправедливо. Неправильно. Мы.
И с лицом, и без лица
- Мы знакомы, - говорю я, когда нас представляют. Бэррингтон кивает, но я вижу, что на самом деле - не помнит. - Госпиталь «Эш», Сомали, прошлый год. Том смущённо улыбается, как бы извиняясь этой улыбкой, крепко пожимает мне руку. Я чувствую, что его тонкие холёные пальцы на самом деле немного шершавые; наверное, он весь - вот таков. Безобидным лишь кажется. - Теперь я вспомнил, - говорит он, вежливо ко мне наклоняясь, засовывая ладонь с моим отпечатком в карман своих брюк. Во второй руке у него бокал с недопитым шампанским. - Надеюсь, дела идут хорошо? - Лучше, - и понимаю, что всё же не могу промолчать: его деньги здорово пригодились, - благодаря вам, конечно. Спасибо. Я верю, когда у Бэррингтона твердеют губы, тяжелеет линия подбородка - кажется, он не из тех, кто любит похвастать. Ему неудобно слышать, что не «при помощи», а именно «благодаря». К тому же, это обязывает. Он мне, в принципе, нравится, и я вывожу его из положения: - В Лондоне будет съезд. Вы придёте? Том понимает мою тактичность, благодарно кивает: - Меня пригласили, - небрежно роняет он, ставя бокал на предложенный официантам поднос, беря два полных взамен. - Вы представляете «Эш»? Он протягивает шампанское мне и очень обаятельно просит принять его, даже когда я говорю, что не пью. Глаза поблёскивают за очками, расслабленная полуулыбка, непринуждённая поза уверенного человека - вот они, актёрские навыки. Я сдаюсь. Да и в целом - я пока не на работе. И всё же шампанское чуть горчит. - Дамира представляет госпиталь, а я представляю себя. Он не понимает, что это значит, но я не хочу говорить о работе. Отблески света играют в его волосах, словно искры, и это красиво. - Значит, вы в Лондоне ненадолго, - проницательно замечает Бэррингтон, вежливо поддерживая разговор, потому что - как очевидно! - мы слишком разные для диалога. Ещё несколько фраз для приличия, и мы разойдёмся в разные стороны. Я это хорошо чувствую и, может быть, сожалею. - Но я хочу заглянуть в театр, - зачем-то говорю я. - Буду рада вас там увидеть. Это только потом я понимаю, что напросилась. По крайней мере, всё получилось именно так: Том сразу вынимает визитку из внутреннего кармана и смотрит на неё, аккуратно поправляя очки. Словно бы опасаясь, что визитка не та. - Позвоните, - просит он. - У меня есть несколько мест на каждом сеансе - я вас проведу. Будто я не могу позволить себе билет! Деньги нужны госпиталю, а не мне. И всё-таки я машинально протягиваю руку (как попрошайка?), хотя тут же говорю неучтиво: - Вы меня неправильно поняли. - Я знаю, что вы имели в виду в этот раз, дарлинг, - акцентирует он с лёгкой улыбкой, так, что я понимаю: он ничего не забыл. А скорее, всё вспомнил. - Боюсь, вы не купите билет - у нас распродано всё на сезон. А потом Том упоминает какие-то пустяки, чтобы завершить разговор, жмёт напоследок руку, просит обязательно позвонить и уходит. Кто-то за моей спиной машет ему, и он, извиняясь, машет в ответ и растворяется в этой разнопёрой толпе богачей. Ему здесь самое место. Яркий среди ярких - безликий среди безликих. А я видела настоящие лица!..