Не доходя до палатки, в которой располагалась офицерская столовая, генерал остановил солдата.
— Сынок, ты ужинал?
— Никак нет, товарищ генерал.
— Обидав?
— Никак нет. Не успел.
— Цэ дуже погана справа. Зина! — генерал повернулся к столовой палатке.
Из кухни выбежала румяная ядреная тетка в белом халате.
— Слушаю вас, товарищ генерал.
— Зина, ось нагодуй хлопца, вин у нас з ранку не ив. — Потом Охман хлопнул по плечу солдата. — Паняй, сынок, паняй. Иды исты. Поешь, зайди ко мне, доложишь.
Такой демократизм генерала был до приторности показным, но слезы умиления у меня не вышиб, в восхищение не привел. Демагогов я видел немало, но такое…
Мы поужинали и вместе с генералом вышли из палатки. Смеркалось. У входа Охмана ждал солдат.
— Товарищ генерал, ваше приказание выполнил!
— Значит, поисты теперь солдатам должен приказывать генерал, так? Гарно. Теперь доложи кто ты такой.
— Рядовой Квитко, водитель из автобата.
— Гарно, Квитко. Тэпэрь слухай шо я казатымо. Ты хреновый солдат. Хуже я и не бачил. Ты знаешь, что солдату в сутки положено три раза исты горячее? Знаешь? А почему не ив? Почему с утра ходил голодный?
— Приехал в чужую часть, товарищ генерал.
— Ты мне, Квитко, очи не замыливай. Ты шо, в якись бундесвер приихав? В Неметчину? Здесь Советская Армия. Зайшов бы в солдатскую столовую. Доложился: «Рядовой Квитко, хочу исты». Не накормили бы, пошел к командиру. Тот не помог, ко мне прийшов бы. А ты ждал, когда тебя генерал голодного встретит. Ты Салтыкова-Щедрина читав?
Солдат выглядел испуганно, более того — опупело. Такой добрый, как ему недавно казалось, генерал вдруг стал драть с него лыко, как медведь с липы.
— Значит, не читав? А товарищ Салтыков-Щедрин, усим нам рассказал, як один мужик накормил трех генералив. Трех! Теперь, оказывается, генерал солдата годувать должен. Позор! Тебе взыскання объявлять не буду, мал чином, шоб от генерала фитили получать. Влеплю командиру автобата. А он уж с тобой разберется. Иди вон, очи бы мои тэбя не бачили!
Когда солдат ушел, Охман тяжело вздохнул.
— Вот, корресподент, боюсь погибнет такая страна, погибнет громада. Солдат, который ходит голодный весь день и не требует того, что ему положено по закону и праву — это раб в душе. Сколько таких вокруг, ты замечаешь? А вы что пишите? «Высокая политическая активность и инициатива, широкие демократические права…» Да мы с голоду передохнем, а что нам законом положено потребовать не решимся. Ты меня понял? Если нет, то можешь записать: генерал Охман считает, что ничего хорошего впереди наш народ не ждет. Ось так. А теперь иди в блядовоз. Спи спокойно, товарищ. Наши цели ясны, задачи определены.
Последние слова Охман процитировал из доклада Хрущева, который звал советский народ к новым высотам общественного развития…
Солдат заходит в украинскую хату. Хозяйка засуетилась.
— Ой, касатик, чем же мне тебя покормить? Ну, на первое есть борщ. А на второе, хоть сама ложись…
— Отставить первое, — скомандовал солдат. — Два вторых сразу!
«ПРАЗДНИЧНЫЙ САЛЮТ ОТ ДУШИ»
— Нэ поверишь, но у меня на каждый боевой орден сверху строгий выговор. Така вот социальна справедливость. Но я привык. Кто робит, того и бьют. Як це там Шельменко деньщик казав? «За мое жито, мэне ж и битымо». Так? Ось и я такой Шельменко-генерал з золотыми погонами.
Генерал Охман не жаловался. Он лишь рассуждал о превратностях жизни генерала, который имел собственное мнение и поступал так, как то велели обстоятельства. И тогда я попросил его рассказать «Ужгородскую эпопею», о которой я уже слыхал, поскольку рассказы о подобных событиях армии становятся легендами и передаются из уст в уста.
После войны Охман командовал дивизией, которая стояла в Закарпатье в Ужгороде. Политическая обстановка в том краю была крайне сложной. В горных лесах Карпат в схронах скрывались мелкие мобильные группы бендеровцев. Они то и дело совершали налеты на села, громили сельсоветы, грабили сберкассы, убивали всех, кто активно сотрудничал с советской властью.
Борьбу в бандитизмом вели органы внутренних дел и милиция. Однако армейские части Прикарпатского военного округа, стоявшие на Львовщине, находились в режиме повышенной боеготовности и усиленных мер охранения.
И вот в тех условиях должны были проходить очередные выборы в Верховный Совет.
Дальнейшие события в изложении самого Охмана выглядели так: