Свою тайну, чтобы не носить ее в себе одному, он рассказал мне долгим зимним вечером, когда мы сидели о горевшей печурки и говорили о жизни, простой и сложной, сладкой и горькой, не вспоминая о вождях и политике.
Лейтенант привел солдат на экскурсию в Кремль. Подошли к Царь-пушке.
— О чем вы, рядовой Любимов, думаете, гладя на это орудие?
— О бабах, товарищ лейтенант, — честно ответил солдат.
— Почему так?!
— Потому что я об их всегда думаю.
«ИЗДЕЛИЕ НОМЕР ДВА»
После войны служил я в захолустном забайкальском поселке, от которого до ближайшего города — Читы — по железной дороге полтысячи километров. Вполне понятно, что поездка в этот город становилась для молодого офицера приятным событием в жизни. Поэтому «махнуть» вЧиту я легко соглашался при любой возможности. Перед одной из таких поездок — меня посылали в служебную командировку — некая гарнизонная дама, активистка женского движения и супруга моего сослуживца, обратилась с просьбой от себя и своих подруг — офицерских жен. «Мы тут скинулись, — сказала она и протянула мне сотенную бумажку. — Будь добр, купи на всё изделий номер два».
Что означал сей таинственный номер применительно к изделиям социалистической промышленности, я по своей провинциальной серости тогда не знал, и округлившиеся глаза выдали это сразу. Моя собеседница улыбнулась, тут же пояснив: «Зайдешь в любую аптеку, спросишь. Там знают».
Что поделаешь, высоко моральная эпоха требовала скромности в выражениях и осторожности в определениях. Это сегодня телевизионные дамы, эмансипированные прогрессом, легко и элегантно выговаривают с экранов: «презерватив», «мастурбация» и «оргазм». В прошлые времена вуаль скромности набрасывалась на все, что могло оскорбить нежные чувства советского гражданина, свободного от цепей капиталистического рабства. Помню, я был поражен, когда в поезде Хабаровск — Иркутск, который пилил по просторам Восточной Сибири долго и неторопливо, пожилая проводница ходила по вагону и вечерами безразличным голосом объявляла:
— Граждане пассажиры! Сплетение ног на лежальных полках облагается штрафом.
Так, оказывается, целомудренное железнодорожное руководство именовало близость полов, неизбежно возникавшую среди пассажиров в многодневных утомительных странствиях.
Короче, в той исторической обстановке слово «презерватив» было скоромным. Другое дело — «изделие номер два». В стране, которая гордилась бешеными темпами индустриализации, оно должно было вызывать гордость у посвященных и непосвященных.
Дабы не пускать пыль в глаза много знающим читателям, признаюсь, что даже сегодня не представляю, какое изделие наша резиновая промышленность имела в виду под номером один, хотя подозреваю, что то были знаменитые российские галоши, черные, лаково блестящие, обязательно с красной суконной подкладкой внутри.
Итак, сунув в карман сотенный кредитный билет, я отбыл в командировку. То ли два, то ли три дня отдал делам службы. Перед самым отъездом зашел в аптеку. Здесь было чисто, спокойно, тихо. Ни очереди, ни суеты. За прилавком на фоне стеклянных шкафов с загадочными латинскими надписями царствовала молодая черноволосая девица, высокая, стройная, с чрезвычайно бодрой грудью, сочногубая, с чуть раскосыми забайкальскими глазами и толстой косой, уложенной на затылке в тяжелый клубок. Почти уверен, она заранее знала, зачем посещают аптеки лейтенанты, которые и у врачей-то бывают раз в год, да и то по обязанности. Тем не менее спросила:
— Вам что?
— Изделие номер два, — произнес я торжественно и значительно, как
пароль.
Чтобы не оставлять сомнений в своих покупательных способностях, гордо выложил и прихлопнул к прилавку сторублевую купюру, в те времена имевшую размер в половину армейской портянки.
— Оставьте шутки, — довольно сухо сказала девица, должно быть, считая, что из-за копеечной нужды я решил ее просто-напросто разыграть. — У меня не найдется сдачи.
— Сдачи не надо, — сказал я топом разгулявшегося купчика. — Мне на всё!
Что тут было! Куда гоголевским героям «Ревизора» в немой сцене! Девица произнесла испуганное «О!» и замерла в нерешительности, боясь протянуть руку к злосчастной купюре. Глаза у нее сделались круглыми, они смотрели на меня с испугом и удивлением.
Сегодня я вижу все происшедшее куда более ясно и аналитичнее, чем в то давнее, молодое время. Трудно, конечно, представить, что в городскую аптеку крупного культурного центра Забайкалья за плодами сексуальной цивилизации я пришел первым. Наверняка не раз и не два бравые товарищи офицеры, собираясь на танцы или в ресторан, посещали по пути фармацию. Бросив на прилавок звонкую мелочь, получали без долгих разговоров заветные пакетики, запихивали в брючные карманы, приспособленные для карманных часов, и гордо уходили, унося с собой покупку и надежду на нечаянную радость случайного полового контакта.