Выбрать главу

— Сеструха! Давай я вместо тебя!

— Нет Ваня! Ты нужнее здесь. Я не сумею удержать твоих мордоворотов от драки. Зато я смогу удержать пойманных полицией от совершения глупостей. Давай будем делать каждый свое дело брат. Не стоит спорить.

Развернувшись, я нагло пошла к оцеплению:

— В чем дело? Что за произвол?

Вместо ответа, меня грубо схватили, надели «браслеты» и доведя до «скотовоза» и так же грубо запихнули внутрь. Там уже было с десяток задержанных полицией ребят и девчонок.

— Ребята! Девочки! Главное спокойствие! Не надо грубить полиции. Четко выполняйте их требования. Со всеми вопросами отсылайте их ко мне. Лучше будет, если с ними буду говорить я. Все поняли?

— А ты кто такая?

Я обернулась на голос. Вопрос был задан стоящим возле «скотовоза» офицером полиции.

— Миронова Мария Ивановна, я старшая среди этих ребят. Это понятно?

Офицер вместо ответа усмехнулся и отошел от машины. А потом, двери были закрыты и нас повезли куда-то. Везли около получаса. Затем машины остановились и нас вывели на улицу. Охрана сняла с нас наручники и я огляделась вокруг себя. Ничего необычного — стены красного кирпича вокруг заасфальтированной площадки. В стенах — зарешеченные окна. Понятно, куда мы попали. А кстати, сколько нас? Насчитала двадцать семь человек вместе с собой. Ну что же, будем жить! Пока что здесь. Интересно, за какую вину нас схватили? И сколько нам тут пребывать? Ожидая своей участи, мы не знали, что в сводке новостей уже сообщили о том, что:

«Сегодня, полицией было разогнано сборище несовершеннолетних русских националистов. На этот час, по сведениям полученным нашим корреспондентом, задержано порядка тридцати подростков обоего пола. В числе задержанных находится и идейный лидер великорусских шовинистов двенадцатилетняя уроженка Санкт-Петербурга, Мария Миронова».

Глава 7. Пожар в борделе во время наводнения

Итак, затеянная Анатолием Николаевичем интрига развивалась хоть и не в соответствии с первоначальным планом, но все-равно в нужном ему направлении. Внимательно следя за происходящими сейчас событиями, барон все-таки сам себе поставил «минус». Все-таки чем проще применяемые в работе методы, тем больше возможности добиться желаемого. Как ни крути, но о трезвенническом движении первым вспомнил Гозман, а не он, барон Берг. А какой роскошный повод для ареста школьников «откопал» этот придурок! Такое мало кому в голову придет.

«Мне например точно никогда бы не пришло. Кто сейчас помнит про закон, который приняли сорок лет назад и давно уже не применяют на практике?»

Тут речь шла об одном интересном законе, который был принят под давлением Всемирной Лиги Правозащитных Организаций. Суть его состояла в том, что употребление в названии организации слова «русский» и производного от этого слова, считалось дискриминацией в отношении других народов Империи. И даже Церковь вынуждена была заменить в своем названии реакционное слово «Русская» на толерантное «Российская». В итоге, чтобы не иметь ненужных никому неприятностей, люди перестали в письменном виде употреблять это слово. Вернее, употреблять продолжали, но только в отрицательном смысле. Писать «русский пьяница», «русское хамство», «русская расхлябанность»… можно было невозбранно. Но попробуй назвать народные сказки русскими, а не российскими, как сразу тьма защитников прав кого угодно, поднимала вселенский шум. Стало опасно открыто вспоминать о том, что М.В. Ломоносов был все-таки русским, а не каким-то там российским ученым. А в отношении Д.И. Менделеева что творилось? В один прекрасный день давно умерший химик стал одновременно русским антисемитом и великим российским ученым! Вся эта дурь совершенно не касалась других народов Российской Империи. Хотя как сказать! Если писать что бывает на свете «еврейское хамство» или открыто вывесить лозунг: «Еврей — значит трезвый!», то вони и визга будет еще больше.

Странное дело, чем дальше Анатолий Николаевич вникал в подобные тонкости, тем сильней крепла в его душе обида. Казалось бы, ему что до этого? Он обычный остзейский дворянин. По материнской линии конечно хватает русской родни, но по отцовской — одни немцы. Сам себя он считал прежде всего немцем. И женат он на немке, урожденной как Фитингоф. И дети его соответственно считаются немцами. И все-таки, такое издевательство над самолюбием великого народа, ему было неприятно. Почему так? Сам себе не мог ответить.

Поэтому, хоть он и планировал заранее сделать так, чтобы у Гозмана ничего кроме пустого шума не вышло, сейчас он хотел иного: чтобы этот придурок как можно сильней при этом опозорился. И кажется, там наверху, в Небесной Канцелярии пошли навстречу его искреннему желанию.