Ну, естественно, во главе вот этой группы при принятии решения был Брежнев. Почему я его не ставлю номером первым? Потому что в тот момент уже сложились первые основы, вот эта импотенция политическая Брежнева, она привела к тому, что по острым вопросам, тогда уже было заложено начало, начали создаваться комиссии Политбюро. Впоследствии это уже разрослось что-то там до пятнадцати комиссий. Но афганские события положили начало созданию первой комиссии по существу. Она оформилась в начале 80-го года, но до этого она работала в виде тройки, в виде четверки, потому что она должна была подготовить аналитический материал для доклада Брежневу. Я однажды видел, как вся эта процедура делается. Тройка заседала в так называемой Ореховой комнате, она между залом заседаний Политбюро, Приемной Генерального секретаря и его кабинетом. Обычно для всех таких, я бы сказал, конфиденциальных, сугубо доверительных разговоров использовалась всегда эта Ореховая комната. Почему Ореховая? Потому что стоял Ореховый круглый стол и стоял пульт связи. В этой комнате и по разным поводам в разных сочетаниях члены Политбюро собирались, а затем это выросло в традицию: перед каждым заседанием Политбюро — Политбюро, вы знаете, состояло из членов и кандидатов — вот члены Политбюро вначале собирались в Ореховой комнате с Генеральным секретарем, а кандидаты уже заходили в общую комнату, а эти выходили как с парадного крыльца вот из этой Ореховой комнаты в зал Политбюро. Но в тот период вот в этой Ореховой комнате эта тройка, о которой я говорил, она проработала все афганские вопросы. Кто все-таки сказал, вот Корниенко утверждает, я слушал его запись, утверждает, что решающее слово сказал Андропов. Я думаю, что здесь не было такого момента, что кто-то из этих пяти-шести сказал решающее слово. Уже то, что не было никакого голосования… почему я могу предположить, что не было голосования о вводе войск? Я могу предположить, потому что если бы было какое-то голосование в этой шестерке и если бы это было официальное заседание Политбюро, то был бы какой-то документ Политбюро. Насколько я знаю от военных и от мидовской части, я не знаю кагэбэшную часть, документа, который бы отражал заседание 10 декабря в виде протокола Политбюро (а протоколы всегда ведутся Политбюро) решения Политбюро о вводе войск не было. Николай Васильевич Огарков, он был тогда начальник Генерального штаба, рассказывал, что вышел Устинов с заседания (военная часть заседания решалась именно вот в этой Ореховой комнате) и сказал: «Будем вводить войска, готовьтесь». Примерно назвал цифры, которые я сейчас не помню, естественно, я думал, что военные уточнят, сколько планировалось. Одна десантная дивизия, по-моему, и три полка еще. Я могу ошибаться здесь. Это первоначальные наметки были. Как они расширились потом, я не знаю этого и не берусь судить за военных. Вы спрашиваете насчет роли Комитета госбезопасности. Я могу сказать, я знакомился уже в тот период с той информацией, которая шла из Афганистана, я имею в виду шифр телеграммы, что все-таки решающие материалы политического характера, которые давали базис для обсуждения практического, это все-таки были материалы Комитета госбезопасности. Они были более вовлечены в этот процесс контактов на той стадии уже с Амином.
Я думаю так, что мы, возможно, найдем человека, который был резидентом тогда КГБ, не представителем Председателя Комитета госбезопасности, а резидентом в Афганистане, который, насколько я знаю, работает сейчас в институте Африки, с ним можно поговорить, он должен лучше знать эту ситуацию.