Я сильно заболела после бесцельной прогулки в ту ночь, и уже неделю как валяюсь в постели. Попытки мамы уговорить меня поехать в больницу заканчиваются истеричным взрывом и подушкой, летящей в дверь. И как я умудрялась делать это, находясь в полном бессилии? Не понимаю.
Сегодня мне полегчало, но от этого не легче. Воспоминания как по цепочке возвращаются ко мне и заставляют вновь и вновь прокручивать события недельной давности. Они больно ударяют в сердце, с каждым разом всё с большей силой.
Вечер. В дверях появляется мама. Молча садится на диван, потом очень осторожно дотрагивается до моего плеча, боясь вызвать очередной приступ истерии.
— Алекс, милая, как ты себя чувствуешь?
— Не знаю, — честно отвечаю я.
Внутри пустота какая-то. Затишье перед бурей?
— У тебя появляется румянец на щеках — хороший признак, — замечает она, ласково улыбнувшись.
— Пусть не появляется, я не хочу.
Я слышу ее громкий вздох, ощущаю горечь.
— Какая-то ты… отстраненная. Алекс, нужно возвращаться к жизни.
Никак не реагирую на её слова. Тогда она продолжает:
— Не хочешь узнать, как прошли похороны?
Она была там. Без меня.
— Они были три дня назад, — говорю я безжизненным голосом.
— Да, но мы ведь так и не поговорили об этом.
— Не поговорили, — неосознанно вторю я.
— Да и ты страшно болела, — горько вздыхает она. — Не хочешь узнать, как там Игорь?
— Игорь? — встрепенувшись, переспрашиваю я.
— Да, как он, тебе не интересно?
Приподнимаюсь и сажусь в постели, поправляю растрепанные волосы.
— Он… он спрашивал обо мне?
Мама на миг опускает глаза, но этого достаточно, чтобы понять, что… он не спрашивал обо мне, а значит — не хочет меня видеть. Всё еще. Слезы буйно рвутся наружу, но я запрещаю им течь.
Она поднимает сочувственный взгляд и говорит:
— Алекс, он потерял семью. Андрей был его единственным родным человеком, а теперь… у Игоря никого не осталось.
— У него есть я, — возражаю я.
— Да, ты права. У него есть ты. Но ты должна понимать, что боль от потери близкого человека так просто не проходит. К тому же, как я поняла, сестра Игоря перед смертью поручила Андрея ему, чтоб он позаботился о нем.
Если я сейчас открою рот и заговорю, то из глаз рекой хлынут слезы. Не знаю, как они взаимосвязаны, но это так. Поэтому просто беззвучно киваю, больно кусая изнутри слизистую щеки.
— Алекс, он чувствует вину. Он корит себя за то, что не смог уберечь родного племянника, думает, что…
— Я понимаю это, мам, — не выдерживаю я. — Я очень хорошо его понимаю, — делаю судорожный вдох. — Ему больно, он… — еще один прерывистый вдох, — думает, что подвел ее. Свою сестру. Но, мам, я так хочу ему помочь. Я хочу быть рядом с ним, но он не позволяет мне.
У меня дрожат губы и мокнут потихоньку щёки.
— Милая, — она обнимает меня, — всё пройдет, вот увидишь. И у вас с Игорем всё наладится.
— А если нет? Мам, а что, если нет и он бросит меня?
— Ну что ты, он же любит тебя. Знаешь… любовь — это константа, она становится ею, как только находишь родственную душу. А вы с Игорем как раз такие души, и вы нашли друг друга, — говорит она, заглянув в мои глаза. — Да и как он может оставить тебя, такую золотую девочку?
— Мам, эпитет неудачный, — бормочу я, выбравшись из объятий.
— По-моему, в самый раз. — Она мягко улыбается. — По пироженке, а?
Мотаю головой: «Нет».
— Давай, — уговаривает мама, коснувшись моей кисти. — Ты уже несколько дней ничего не ела. Исхудала совсем. Да и Новый год стучится… Я принесу?
Неуверенно открываю рот, но… она уже бежит к двери, и через секунды три звучные каблуки, мчащиеся по ступенькам вниз, доносятся до моих ушей. А меньше, чем через минуту, мы уплетаем мамины фирменные новогодние пирожные…
1 января 2020.
Среда.
Вот и прошел Новый год. Вернее, он наступил и идет. Начиная с сегодняшнего дня. И кстати… с днем рождения меня! Мне исполнилось двадцать.
Когда-то, неделю-две назад — кажется, с тех пор прошла вечность, — я с теплотой, с трепетом в сердце представляла наш с Игорем совместный Новый год. Наш первый Новый год. Я мечтала провести его вдвоем. Только я и он. Нам больше никто и не нужен… Но мои мечты рухнули в один день. Рассыпались и закатились в щель между досок, где обитает непроглядная тьма. Оттуда нет пути назад. Они там и останутся. Обреченные и несбыточные…
Дождь зимний лил весь день,
Стуча, терзая стекла окон.
Сквозь капли непокорных слез,
Силясь что-либо разглядеть,