Затем она увидела слезы в глазах окружающих, включая пастора Эгга и даже Герцогини. Это были отголоски потерь и воспоминаний, и весь зал словно задышал в такт.
«Мне нужно этому научиться, — подумала Тиффани. — Я хотела изучить огонь и боль, но вместо этого следовало изучать людей. И еще научиться петь получше индюшки…»
Песня закончилась, и очнувшиеся люди стали оглядываться по сторонам и друг на друга, но тут ботинок Нянюшки Ягг стал отбивать ритм на столе:
— Пляши, пляши, саван свой встряхни, Пляши, пляши с песней дудки в такт. Все вокруг должны плясать, это точный факт. Со мною вместе саван свой встряхни[45].Тиффани подумала: «Разве это хорошая песня для похорон?» — а потом: — «Ну конечно! У неё отличная мелодия, и в ней говорится о том, что однажды мы умрём, однако, и это важно, мы ещё не умерли.»
И вот Нянюшка Ягг спрыгнула со стола, подхватила пастора Эгга, и закрутилась с ним в танце, напевая:
— Будьте уверены, вас от смерти Ни один священник не спасет.У пастора хватило чувства юмора, чтобы рассмеяться и Люди зааплодировали, чего Тиффани совсем не ожидала услышать на похоронах. Ей страстно, очень страстно, хотелось быть похожей на Нянюшку Ягг, которая так хорошо разбиралась в людях, и знала, как уместнее нарушить тишину задорным спехом.
Вдруг аплодисменты смолкли, и мужской голос затянул[46]:
— В далекой долине, в ее глубине, Склони свою голову, там ветер шумит. Прислушайся, милый, как ветер шумит. Склони свою голову, как ветер шумит…И внезапно повисла тишина, поражённая серебряным голосом сержанта.
Нянюшка Ягг шмыгнула к Тиффани:
— Так, похоже я их разогрела. Слышишь, как они прочищают горло? Полагаю, к концу вечера даже пастор споёт! А я пока пойду поищу, что бы выпить. Пение, работка, вызывающая жажду. — Она подмигнула: — Сначала мы люди, а уж потом ведьмы. Трудно запомнить, зато выполнить проще.
Это было колдовство, магия, которая превратила зал, заполненный незнакомыми друг другу людьми, в общество, в котором каждый знал, что он среди друзей. И прямо сейчас кроме этого ничто иное не имело значения. В этот момент Престон похлопал её по плечу. На его лице была странная встревоженная улыбка.
— Простите, мисс, но я, к несчастью, при исполнении, и, как я полагаю, вам нужно знать, что у нас три новых гостя.
— Может, просто проведешь меня к ним?
— И рад бы, вот только они застряли, на крыше. И должен сказать, мисс, шум который производят три ведьмы включает очень много проклятий.
* * *Если ругань и была, то к моменту, когда Тиффани отыскала нужное окно и выбралась на свинцовую крышу, у ведьм иссякло дыхание. На крыше было не так уж много предметов, за которые можно было бы держаться, в добавок было довольно туманно, но ей удалось пробраться на руках и коленях на звук ворчания.
— Эй, тут есть хоть одна ведьма? — выкрикнула она.
В ответ из тумана донесся чей-то голос, который с трудом сдерживал ярость.
— И что вы будете делать, если я отвечу, что нет, мисс Тиффани Болит?
— Миссис Прост? Что вы там делаете?
— Держусь за горгулью! Немедленно спусти нас вниз, дорогуша, потому что здесь поблизости нет моей мостовой, а миссис Случайности очень нужно по нужде.
Тиффани продвинулась чуть вперед, нащупав пропасть в дюйме от руки.
— Престон отправился за верёвкой. У вас под рукой есть метла?
— В неё врезалась овца, — объяснила миссис Прост.
Тиффани уже могла её различить:
— Вы врезались в овцу в воздухе?
— Может то была корова, или кто-то другой. Что за штука говорит «фырк-фырк»?
— Вы что, врезались в летающего ежа?
— Нет. Все вышло по чистой случайности. Мы летели низко, разыскивая кустики для миссис Случайности. — В тумане послышался вздох. — Все из-за её проблемки, бедолага. Можешь мне поверить, по дороге сюда мы разыскали очень много кустиков! И знаешь, что? В каждом из них кто-нибудь живет — либо жалит, либо кусается, брыкается, кричит, ухает, пищит или громко пукает, колется, пытается сбить тебя с ног или навалить огромную кучу! Вы тут наверху вовсе не знаете, что такое фарфор?