Она с удовольствием увидела, как у него посерело лицо. Едва он сумел вымолвить хоть слово, она продолжила.
— Но, видишь ли, я не смогу тебе помочь, потому что дрянная ведьма должна сидеть взаперти, чтобы не заколдовать прялки! Из-за какой-то там сказочки! Но проблема в том, что, как я думаю, кто-то может умереть. И если я позволю им умереть, значит я — плохая ведьма. И еще одна проблема в том, что я буду плохой ведьмой в любом случае. Должна быть, потому что ты меня здесь запер.
Ей было очень его жаль. Становясь сержантом, ему не приходило в голову, что придется иметь дело с подобными вещами. Наиболее распространенным заданием для него была ловля сбежавших поросят. «Могу ли я винить его за то, что он выполняет приказ? — задала она себе вопрос. — В конце концов, нельзя же винить молоток за то, что плотник стукнет им по пальцу! Однако у Барйана есть собственные мозги, а у молотка нет. Может стоит ими иногда пользоваться?»
Тиффани дождалась, пока не услышала звук шагов, который известил о том, что сержант благоразумно решил, что этим вечером будет лучше держаться подальше от камеры, а может и с дальним прицелом на будущее. Кроме того, изо всех щелей начали появляться Фиглы, а у них в крови был заложен инстинкт оставаться незамеченными.
— Не следовало красть у него ключи, — заявила она Робу Всякограбу, когда тот выглянул из копны сена.
— Правда? Дык он же желает держать тебя кутузке!
— Что ж, верно. Но он честный человек. — Она знала, что это звучит глупо, и Робу Всякограбу это тоже было ясно.
— О, айе, ясен пень, честнючий честнюк, который зпёр тебя в кутузке по хотенью той старой монстряхи? — прорычал он в ответ. — И что это за мальца мокруха в белом платьице? Я уже порешил было строить супротив нее плотину.
— Она чо, какая-нить водная нимпфа? — спросил Вулли Валенок, но мнение большинства было такое — она девушка, которую кто-то сделал изо льда, и теперь она тает. Внизу, живущим под лестницей мышам, даже пришлось спасаться вплавь.
Рука Тиффани как бы сама собой скользнула в карман и вытащила оттуда шнурок, один из тех, что постоянно выпадали из копны волос Роба Всякограба. Следом рука вынула из кармана один из крохотных забавных ключиков, который она подобрала на обочине недели три назад, пустой пакетик, в котором некогда хранились семена цветов, и маленький камешек с дырочкой посредине. Тиффани всегда подбирала маленькие камушки с дырочками в них, потому что они приносили удачу. Она держала их в кармане, пока они его не прорывали и не выпадали, оставив после себя только дыру.
Этого набора достаточно чтобы быстро сделать запутку, хотя обычно, разумеется, требовалось добавить что-нибудь живое. Ужин Жаба из жуков уже исчез, и главным образом в самом Жабе, поэтому она взяла его и аккуратно вплела в узор, не обращая внимания на вопли с угрозами затаскать по судам.
— Не понимаю, почему бы тебе не использовать кого-то из Фиглов? — спросил Жаб. — Им нравятся подобные штуки!
— Нравится, вот только в больше половины случаев запутка показывает на ближайший кабак. А теперь, просто повиси спокойно, ладно?
Пока она перемещала запутку в одну и другую сторону, в поисках подсказки, козы продолжали безразлично жевать. Летиция о чем-то сожалела. Глубоко и очень слезно сожалела. И, судя по проникшим в последний миг задумкам, была не очень решительной и не достаточно быстрой, чтобы сдержаться. Эта задумка была такой: «Я не хотела!»
Никто не знал, как именно работает запутка. Но всем было известно, как ее изготовить.
Возможно все, на что она была способна — это заставить своего создателя задуматься. А может – давала глазам объект для наблюдения, пока мозг размышлял над проблемой. И Тиффани подумала:
«в замке есть еще кто-то волшебный». Запутка вращалась, Жаб жаловался, а серебристая нить умозаключения вышивала по Ясновидению Тиффани. Она подняла голову к потолку. Серебристая нить засветилась, и возникла новая мысль: «Кто-то в замке колдует. Кто-то, кто чувствует по этому поводу вину».
Разве возможно, чтобы это вечно-бледное, вечно-мокрое и вечно-акварельное создание Летиция на самом деле — ведьма? Это просто немыслимо! Что ж, нет смысла что-то додумывать, что случилось, нужно просто взять и спросить.
Как же хорошо, что за долгие годы бароны Мела так сблизились со своими подданными, что совсем забыли, как правильно содержать узников. Темница превратилась в загон для коз, а разница между темницей и загоном в том, что в загоне не нужен огонь, потому что козы отлично греются сами. А если вы хотите сохранить узников еще теплыми, то в темнице огонь нужен, а если узники вам не очень нравятся, то огонь нужен тем более, чтобы их поджаривать. До нужной степени готовности. Бабуля Болит как-то рассказывала Тиффани, что еще девочкой застала здесь в темнице разные ужасные металлические штуки, в основном для того, чтобы отрывать от людей кусочек за кусочком, но, как оказалось, не попадалось достаточно плохих заключенных, чтобы использовать все эти приспособления на них. Да и никто в замке не хотел этим заниматься, тем более, что все эти штуковины так и норовили прищемить неосторожные пальцы, поэтому весь этот металлолом был продан кузнецу, чтобы сделать из него более полезные штуки вроде лопат и ножей. Продали все, кроме Железной Девы, которую использовали, чтобы выжимать сок из репы, пока от нее не отвалилась верхняя часть.
Вот именно по тому, что никто в замке не испытывал энтузиазма по поводу темницы, все до одного позабыли про дымоход. И именно поэтому, подняв голову кверху, Тиффани увидела высоко наверху крохотный клочок синевы, который узники именуют небо, а она, поскольку он был уже темным, назвала выходом.
Как выяснилось, воспользоваться им было несколько труднее, чем она надеялась. Он был слишком узок, чтобы пролететь сквозь него верхом на помеле. Поэтому ей пришлось ухватиться за прутья и позволить помелу тащить себя вверх, а самой отталкиваться ботинками от стен.
По крайней мере, она знала, куда идти на крыше. Это было известно каждому ребенку. Каждый выросший мальчишка на Мелу оставил на свинцовой крыше свой автограф, возможно даже рядом с именем своего отца, деда, прадеда и пра-прадеда, и даже пра-пра-прадеда, рядом с другими стершимися от старости именами.
Смысл замков в том, чтобы не пускать в них тех, кого вы не хотите, поэтому почти до самого верха в них не бывает окон, и именно там расположены самые лучшие комнаты. Роланд дано перебрался в комнату отца. Ей было это известно потому, что она сама помогала ему перетаскивать его скарб, когда старик наконец-то признал, что слишком ослаб, чтобы карабкаться по ступенькам.
Герцогиня остановилась в большой гостевой комнате, которая на полпути между комнатой барона и Девичьей Башней, которая не зря заслужила свое имя. Именно там нужно искать спальню Летиции.
Никто не заострял на этом внимание, но подобное расположение предполагало, что мать невесты будет спать между женихом и невестой, насторожив все имеющиеся уши и чувства, чтобы услышать любые проделки, а может и проказы.
Тиффани тихонько прокралась во мраке, и была уже в алькове, когда услышала шаги на лестнице. Они принадлежали горничной, которая несла поднос с кувшином. Она едва его не пролила, когда дверь в комнату Герцогини распахнулась настеж и оттуда появилась Герцогиня собственной персоной, просто проверить, кто там. Когда горничная снова обрела способность двигаться, Тиффани тихонько пошла следом, и, воспользовавшись любимым трюком, невидимой. Стражник, сидевший у двери, с надеждой проводил глазами поднос, на что получил резкий отпор — отправиться самому вниз и взять ужин там. Потом горничная вошла внутрь, и, поставив поднос возле кровати, ушла, немного удивившись, не почудилось ли ей что-то.
Летиция выглядела так, будто спала под свежевыпавшим снегом, но эффект был испорчен, когда при ближайшем рассмотрении выяснилось, что это была просто комочки мятой папиросной бумаги.
Использоватьради этого папиросную бумагу! Она была очень редкой на Мелу, потому что очень дорогая, и если она у вас была, то совсем не плохим тоном было ее высушить на огне и использовать вновь. Отец Тиффани рассказывал, что когда он был маленьким, ему приходилось сморкаться в мышь, но, возможно, он сказал это только, чтобы ее рассмешить.