Однако, тут вышло наоборот — ты обрела дар, даже если порой ты не знаешь, что именно за дар ты нашла, однако ты схватила его за костлявую шею и заставила работать на себя.
— Все это очень… интересно, — сказала Тиффани, — однако у меня еще много дел.
— Только не в блуждающем настоящем, — твердо заверила её Эскарина. — Послушай, Лукавец тебя снова нашёл.
— Я полагаю, он прячется в книгах и картинах, — предположила Тиффани. — И еще в гобеленах. – Она вздрогнула.
— И еще в зеркалах, — подсказала Эскарина, — и в лужах, и в луче света, отраженном от осколка стекла, и в сверкании ножа. Сколько вариантов ты способна придумать? Насколько ты готова испугаться?
— Я собираюсь с ним сразиться, — ответила Тиффани. — Думаю, я знаю, что нужно делать.
Кажется он не тот, от кого можно сбежать. Он вроде бандита, так? Он нападает только тогда, когда считает себя сильнее, поэтому нужно найти способ стать сильнее его. Думаю, я сумею что-нибудь придумать, и, в конце концов, он чем-то похож на роителя. А с ним было справиться довольно просто.
Эскарина не раскричалась. Наоборот, она говорила очень тихо и каким-то образом показалось, что её слова прозвучали громче вопля: — Ты продолжаешь настойчиво не замечать, насколько он важен, Тиффани-сыровар? У тебя есть шанс расправиться с Лукавцем, но если ты не справишься, с тобою вместе не справится ведовство, и погибнет вместе с тобой. Он захватит твое тело, твои знания, твой талан и твою душу. И для твоего же блага, и блага окружающих, твои сестры-ведьмы, уладив разногласия, пока вы не натворили чего дурного, отправят вас обоих в вечность. Теперь понимаешь?
Это — важно! Ты должнасебе помочь!
— Ведьмы меня убьют? — охнула Тиффани.
— Конечно. Ты же ведьма, и ты хорошо знаешь, что всегда повторяет Матушка Ветровоск: «мы не занимаемся благотворительностью, мы делаем то, что должны». Либо он, либо ты, Тиффани Болит.
Проигравший умирает. В его случае, я с горечью должна сообщить, что мы увидим его снова через несколько столетий. А на твоем, предлагаю не останавливаться.
— Постой-ка, — сказала Тиффани, — если они собираются сражаться с ним и со мной, почему бы нам не собраться вместе и не дать ему отпор?
— Ага, конечно. Ты будешь им рада? Чего ты хочешь на самом деле, Тиффани Болит? Здесь и сейчас? Выбор твой. Мнение прочих ведьм о тебе, я уверена, не станет хуже. — Эскарина какое-то время помедлила, а затем добавила: — Что ж, думаю, они будут снисходительны.
«К ведьме, которой бросили вызов, и которая сбежала? — подумала Тиффани. — Они будут к ней снисходительны потому, что знают, она никуда не годится. А если ты сама себя считаешь никуда не годной, значит — ты не ведьма». Вслух она произнесла:
— Да лучше я умру, оставаясь ведьмой, чем буду девчонкой, к которой они отнесутся со снисхождением.
— Мисс Болит, вы проявляется почти греховную самонадеянность, ошеломительную гордыню и самоуверенность, и должна сказать, от ведьмы я ничего иного и не ожидала.
Окружающий мир слегка задрожал и вдруг изменился. Эскарина исчезла, хотя её слова глубоко засели в голове Тиффани. Гобелен вновь был прямо перед глазами, а в руке горящая головешка, но в этот раз она держала её уже уверенно. Такое ощущение, будто её распирал изнутри воздух, приподнимая над землей. Мир стал странным, но, по крайней мере, в одном она была твердо уверена, что от малейшего прикосновения сухой гобелен вспыхнет словно трут.
— Поверьте, мистер, я в мгновение ока спалю это древнее полотно. Отправляйтесь-ка обратно, откуда пришли!
К её облегчению черная фигура удалилась. Послышалось мгновенное шипение, и Тиффани почувствовала, как пропадает навалившаяся тяжесть, унося с собою и вонь.
— Это было чрезвычайно интересно, — Тиффани обернулась и обнаружила стоящего за спиной улыбающегося Престона. — Знаешь, — продолжил он, — я начал было по настоящему беспокоиться, когда ты на какое-то мгновение застыла неподвижно. Я даже подумал, не умерла ли ты. Когда я дотронулся до твоей руки — со всем уважением, без всяких там шуры-муры — она была такой, какой бывает воздух в грозовую погоду. И вот я решил, что это ведьминские дела, и с тебя нельзя спускать глаз, а тут ты вдруг начинаешь угрожать головней ни в чём неповинному гобелену!
Она заглянула словно в зеркало в глаза юноши. «Огонь, — пронеслась мысль. — Когда-то огонь его убил, и он это помнит. Ему не хочется приближаться к огню. Огонь — вот секрет. Зайчиха прыгает в огонь. Хммм».
— Вообще-то мне нравится огонь, — продолжил Престон. — Не думаю, что он мне враг.
— Что? — переспросила Тиффани.
— Боюсь, ты шептала вслух, — ответил Престон. — Даже не хочу знать, о чём это. Моя бабуля говорила мне: «Не суйся в ведьминские дела, потому что можешь получить по уху».
Тиффани уставилась на него и приняла решение.
— Ты умеешь хранить тайны?
Престон кивнул:
— Конечно да! Например, я никому не рассказывал, что сержант пишет стихи.
— Престон! Ты только что рассказал об этом мне!
Престон улыбнулся.
— А, так ведьма же не кто попало! Моя бабуля говорила, что открыть тайну ведьме, все равно, что рассказать её стене.
— Ну, в общем да. — начала было говорить Тиффани, но вдруг остановилась. — А как ты узнал, что он пишет стихи?
— Да уж было трудно не узнать-то, — сказал Престон. — Видишь ли, он пишет их в журнале смен в караулке, скорее всего, когда он дежурит по ночам. Он тщательно вырывает исписанные страницы, и так ловко, что трудно догадаться, что они там были. Однако, когда пишет, он так сильно нажимает на карандаш, что на следующей странице можно с легкостью все прочесть по отпечатку.
— И конечно и другие тоже догадались?
Престон покачал головой, что вызвало значительные колебания несоразмерно большой каски.
— Ох, нет, мисс. Вы же их знаете — они считают, что чтение это для девчонок. В любом случае, если я появляюсь там раньше других, я уничтожаю страницу с отпечатком, чтобы остальные над ним не смеялись. Должен сказать, для самородка у него довольно неплохие стихи — и хорошее чувство на метафоры. Все стихи он посвящает некой Милли.
— Это его невеста, — ответила Тиффани. — Ты мог встречать её в деревне — у нее больше веснушек, чем у кого бы то ни было. И этим фактом она очень смущена.
Престон кивнул.
— Это объясняет почему в его последнем четверостишье он пишет: «что хорошего в небе без звезд»?
— Никогда бы не подумал ничего подобного впервые его увидев, правда?
Престон на мгновение задумался.
— Прости, Тиффани, — ответил он, — но мне не нравится, как ты выглядишь. На самом деле, только без обид, ты выглядишь ужасно. Если бы ты была кем-то другим и увидела саму себя, то ты точно бы сказала, что ты выглядишь больной. И не похоже, чтобы ты сегодня ночью ложилась.
— Не правда, я проспала целый час. И покемарила днем раньше! — заявила Тиффани.
— Правда? — вдруг становясь жестким, спросил Престон. — А, за исключением утреннего завтрака, когда в последний раз ты нормально питалась?
По какой-то причине Тиффани по-прежнему чувствовала себя наполненной воздухом.
— Думаю, что позавчера чем-то перекусывала…
— О, правда? Перекусывала и кемарила? Так люди не живут, так они умирают!
Он был прав. Она знала, что прав. Но от этого становилось только хуже.
— Послушай, меня преследует чудовищная тварь, которая может полностью кем-нибудь овладеть, и моя задача с нею разобраться!
Престон с интересом огляделся по сторонам.
— Что, может овладеть даже мною?
«Зло идет туда, где ему рады, — подумала Тиффани. — Спасибо тебе за эту мудрость, миссис Прост».
— Нет, не думаю. Напротив, ты должен оказаться подходящим человеком, или точнее неподходящим человеком. Таким, знаешь, некто, в ком есть зло.