На основании всего вышесказанного я хотел бы еще раз заявить, что я это обвинение категорически отрицаю, считаю, что все уголовное преследование имеет целью именно не раскрытие реального преступления, а дискредитацию меня как реального конкурента действующим на тот момент президентом Республики Беларусь.
Оно нацелено на воспрепятствование мне [в высказывании] моего политического мнения, которое не только расходилось с мнением на тот момент действующего президента, но было поддержанным достаточно большой частью гражданского общества Республики Беларусь. Суммируя все вышесказанное, я могу сказать так, что до моего выхода на политическое поле Республики Беларусь никаких претензий, даже я более скажу, до 18 июня никаких претензий ко мне не было, никаких уголовных дел по отношению к сидящим в этой клетке людям не было предъявлено и не было заведено до 11 числа, соответственно, для них, и до 18-го для меня.
Мария Колесникова, Эдуард и Виктор Бабарико. Фото: официальный канал Виктора Бабарико в Telegram
Обвинения, которые были предъявлены мне при задержании, на сегодняшний день даже не являются объектом рассмотрения. То есть они были сформированы уже в периоде, когда все находящиеся здесь люди содержались в СИЗО КГБ. Данное уголовное преследование основывается исключительно на добровольности показаний, которые люди давали в СИЗО КГБ. Я понимаю, что СИЗО КГБ способствует просветлению памяти и формированию правильных оценок, но все-таки никогда не думал, что времена 1930-х годов можно увидеть здесь.
Исходя из этого, я категорически отвергаю эти обвинения и не согласен с ними. Почему? Потому что никакой организованной преступной группы не было. Каждый здесь сидящий это подтверждает, что они действовали исключительно в интересах банка и исключительно по собственной инициативе. Я не являлся инициатором создания никаких иностранных компаний и не отдавал в никакие иностранные компании какие-то команды управления, которые противоречат законодательству. Не являлся собственником указанных денежных средств, которые присутствуют в обвинении. Я никогда не навязывал никаких незаконных условий сотрудничества ни одному из субъектов хозяйствования или персонально каким-то людям.
Я никогда не давал указаний никаких сотрудникам банка и иным лицам по совершению каких-либо противоправных действий, мы не услышали ни у одного из здесь говорящих, чтобы из уст моих прозвучала фраза сделать что-то в обмен на денежное вознаграждение и уж тем более в ущерб банку.
Я никогда не получал взяток, ни [в виде] дивидендов, ни в какой любой другой форме. Я никогда не совершал действий в интересах других субъектов, кроме Белгазпромбанка, и, соответственно, против интересов службы. Как я уже говорил, мои действия — собственно, результат деятельности Белгазпромбанка подтверждает, они были направлены на развитие данного института.
Меня, конечно же, сильно удивило, когда я читал показания, и чуть более — когда я слушал, что мои бывшие коллеги оговорили себя и пытаются оговорить меня, но это я понимаю. Я понимаю, почему это сделано — потому что то давление, которое оказывается в рамках СИЗО КГБ, оно, ну, на самом деле, я точно так же вел те самые беседы и знаю, как было. Один раз слышал, один из деятелей сказал с сожалением в голосе, что, вы знаете, физические пытки запрещены.
Я, конечно, понимаю, что физические пытки запрещены — это слава богу. Но вести беседы в непрерывном режиме часами, иногда даже по ночам — это тоже еще та история. В рамках этих непроцессуальных бесед, я думаю, что каждый из них [других фигурантов дела, признавших вину] содержался не только сам под прессингом. Прессинг оказывался, в том числе, на их родных и близких людей. Я могу сказать, что, наверное, это не самая лучшая история: знать, что твои дети находятся в СИЗО КГБ.
Информационные атаки госСМИ, которые проводились постоянно. В СИЗО КГБ, как оказалось, заключенные обязаны смотреть «Панораму». Обязаны! Если вы вспомните, что показывают в «Панораме»… Я не сильно считаю себя волевым человеком. Но сложно устоять от бессилия. Когда ты слышишь, на каком уровне и в каком объеме предопределена вина, то, естественно складывается желание пойти на компромисс, дабы минимизировать те страшные последствия, о которых говорят с экрана телевизора.