Алина тревожно огляделась. Она подумала, что сошла с ума. Такой нереальной и призрачной показалась ей картина происходящего. Алина несколько раз напряженной вспотевшей ладонью потерла свой лоб и посмотрела на Цоя. Герой снисходительно улыбался ей и ее сомнениям. Она с некоторым удовольствием почувствовала, как он положил свою теплую дружескую руку ей на плечо, как бы этим движением отгоняя прочь различные скользкие змейки алинкиных сомнений. В ответ девушка застенчиво улыбнулась своему кумиру, слабо пожав его руку.
3. Останься тут навсегда...
Алина почувствовала, как его рука медленно соскальзывает. Внезапно она услышала уже чуть-чуть знакомый ей шум и треск внизу под ногами увидела, как в шаге от вызвышения, на котором она стояла и находилось кресло с Цоем, осторожно выплыла откуда-то из темноты длинная деревянная сцена. Ее сразу же осветили какие-то яркие разноцветные огни. Сцена слегка завибрировала, а люди внизу засвистели и закричали. Алинка с 15-тиметровой высоты любовалась тем, как волновалось и извивалось это живое "море". Цой встал, выпрямился и медленно помахал им рукой еще раз за эту ночь. Дрожащий круг света осветил всеобщего кумира и легкую грустную улыбку, лежавшую на самих уголках его губ. Цой выглядел, словно черный ангел. Певец Мрака. Он перешел с квадратного возвышения на сцену, аккуратно переступив через пространство величиною с шаг, разделявшее их. Затем певец - этот сияющий прекрасный центр в бархате темноты - слегка отвел рукой в сторону черную вьющуюся челку, которая лезла ему в глаза. Алина не отрываясь смотрела на его крупную розоватую родинку на левой щеке, ей до боли в душе хотелось прикоснуться своей ладонью к ней, а также к этим темно-красным изгибам его грустных и энергичных губ. Хотелось провести рукой по этой пышной шевелюре, щекотавшей затылок и лоб Цоя. Модная цепочка поблескивала на шее певца, скрываясь в складках черной рубашки. Та плотно облегала тело и делала почему-то его еще более изящным, чем он был. Однако его строгие тоскливые карие глаза и энергичность жестов резко контрастировали и соперничали с кажущейся мягкостью и хрупкостью. Итак, на сцене спокойно стоял, возвышаясь над всеми и смеясь над любыми идеями, Последний Герой...
Тут Алина, которая сперва неотрывно глядела на сцену, находившуюся сбоку от кресла, повернулась лицом к толпе внизу и метнула резкий взгляд вперед. Там приблизительно на расстоянии сотни метров от них двоих на круглом возвышении и на одном уровне высоты с Цоем и Алиной молчаливо и гордо стоял Брюс Ли, почему-то только сейчас неожиданно выхваченный из тьмы ночи прожектором. До того он, видимо, тихо и молча сливался с темнотой и совсем не был виден Алине, ослепленной светом, освещавшим ее и кумира. Алина хорошо знала, кем являлся Брюс Ли для Цоя. Никем иным как обожаемым кумиром певца при его земной жизни. Сейчас же у кумира ее кумира был грустный ласковый взгляд и он, немного подбоченясь, ободряюще улыбался Цою. Виктор Цой смотрел будто сквозь него. Толпа любовалась ими, ревела и ревела. Нельзя было разобрать, что именно. Певец поднял со сцены микрофон, который там вовремя появился, и нервно повертел его в ладонях.
Кем для них был Цой? Алина вспомнила такие его песни как "Мама анархия" или же "Мы хотим танцевать". Цой - это протест, это предводитель, это полубог... Он одинок, он не такой как все, ему не найти нигде ни от кого полного понимания. Цой есть живая частица целого, "новый романтик", не принимающий реалий земного бытия и ищущий ответа среди звезд. Острые и внимательные глаза кумира, глядящие с разных фотографий, просят покоя, но в то же время не способны получить его. В земной жизни это был человек-узник, находящийся в плену обыденности. Сперва он был просто обычным кем-то, а потом вдруг стал абсолютно всем. Его священное имя пишут на заборах и стенах. Песни Цоя раскрепощают. Но как и многим творцам, ему трудно было жить среди людей, пускай внешне это и не очень проявлялось. Возможно, он чувствовал себя неким одиноким пылающим костром в холодном мире или сверхновой, неожиданно возникнувшей в синеве космоса. Не стоит, правда, недооценивать и других членов группы "Кино", этаких крупных сухих поленьев, необходимых для его огня, если продолжать аналогию. Об одиночестве и чуждости обыденному говорится и в песне "Закрой за мной дверь, я ухожу", в которой он как бы себя одного, такого все еще молодого и пылкого в душе, отделяет от других, повзрослевших и посерьезневших. Одиночество! Одиночество. Одиночество... Алине вспомнились в связи с этой любимой поэтами темой фразы, так сказать, обрывки некоторых песен, которые он пел, как например: "Цветы роняют лепестки на песок/Никто не знает, как мой путь одинок..."; "Ты хотел быть один, но не смог быть один./ Твоя ноша легка, но немеет рука..."; "Один! один! один! в поисках сюжета для новой песни...".