* * *
Держа пистолет в руке, я бросился догонять Серого.
Неет, не уйдёшь, шептал я, делая шаг, второй, третий... Я доставлю тебя бандит, убийца, куда следует, ты будешь у меня за решёткой, ты за всё ответишь!
Часа через два, я уже шёл у него за спиной.
- Серый, стой! - прошептал я пересохшими губами. Не заставляй меня стрелять тебе в спину...
- Стреляй мусор! Стреляй легавый! Не-на-ви-жу вас всех! - злобно шептал он, не оборачиваясь и не останавливаясь, - не-на-ви-жу!!!
Я очень устал и если сейчас, прямо сейчас я не отдохну, то я здесь же, на этом самом месте умру..., вяло текли мысли в моей голове, и я... решился: рукоятью пистолета я ударил его по затылку. Он кулем свалился у моих ног.
Завернув ему руки за спину я, затратив последнюю оставшуюся у меня энергию, сковал их наручниками, а сам свалился от полной потери сил.
Мы, как лучшие друзья, или как братья, лежали рядом - убийца и следователь по особо важным делам, только один был без сознания от удара пистолетом по затылку, а другой - от полного истощения сил. Мне кажется, я какое-то время тоже был без сознания.
Очнулся я от чувства нехватки воздуха. Моё горло что-то жутко сдавливало, я уже начал хрипеть. Рядом, спиной ко мне, сидел Серый и закованными в наручники руками, сжимал моё горло...
- Сволочь! - кое-как выдавил я из себя и, дёрнувшись, вырвался из его рук.
Он только криво оскалился.
Горло саднило, дышать было больно. Не долго, думая, я врезал кулаком прямо в его ухмыляющуюся рожу. Из его разбитых губ текла кровь, а он улыбался. Я потянулся за пистолетом, но его в кобуре не было, Я понял, он специально выводил меня из себя, он рассчитывал, что я, взбеленясь, убью его... или он, задушив меня, сумеет скрыться.
Нет, шалишь! Я тебя, голубчика, живёхоньким доставлю, думал я, и прикидывал, как же я его буду доставлять по пескам без еды, без воды...
- Скажи, Колмогоров, на что ты рассчитывал, уходя в пески, или тебя, где-то здесь ждут? - держась за горло, хрипло, с сипотой спросил я.
- Тебе, сраный мент, необязательно знать, на что я рассчитывал... хотя... ты же всё равно здесь, в песках, подохнешь и косточки твои вонючие солнышко выбелит... или... я тебя как-нибудь прикончу... ты бы поостерёгся близко ко мне подходить.
- Серый, хватит баланду травить! Я тебя так и так до суда доведу.
- Хрен тебе в задницу, легавый... доведёт он, - и, скривившись в язвительной улыбке, продолжил, - ты сначала на себя посмотри, ты же выдохся, сучий потрох!
- Серый, ты не в лучшем состоянии.
- А мне терять нечего! На нары я не думаю возвращаться! - злобно ответил он.
- Мне тоже терять нечего. Так скажешь, на что рассчитывал, уходя в пустыню?
- Зае...л ты меня мент - на что, да, на что... а, на то - железка... делает петлю, обходя пустыню. - Я пустыню пересеку и вновь выйду к железке...
Я представил себе карту Таджикистана, она висела у начальника Душанбинского горотдела в кабинете. А ведь точно, вот ведь сволочь уголовная, как всё рассчитал... но тут я задумался... если идти через пустыню, то это не менее 100 километров... Мы прошли... километров сорок... О, Господи! Ещё 60 километров?
Когда я представил, сколько ещё идти, наверное, лицо моё побледнело. Серый, конечно же, наблюдал за выражением моего лица, когда высказывал своё намерение.
- Что, мусорок, кишка тонка, наложил в штаны?! А, яаа-то думаю, чем это запахло! - и на лице его промелькнула чуть уловимая насмешка.
- Это от тебя запахло. Пролетел ты, Серый, здорово пролетел со своими расчётами. Трудно мне будет, ничего не скажу - трудно, но я тебя, сволочь уголовная, доставлю на скамью подсудимых.
- Ага, давай мент, потрудись.
Он, таки, меня рассердил.
- Вставай, Серый, шевели лапами! - заорал я, - не пойдёшь, точно пристрелю!
Я поднял пистолет и направил ствол ему в грудь.
- Дурак ты, Кондратьев. У тебя же патроны кончились, я проверил. Ты пока без сознания был, я тебя сто раз мог застрелить. - Ладно, пошли... вдвоём веселее идти. Если дойдёшь до железки, я тебя возле неё и придушу... ты и так, вон, чуть живой - не дойдёшь...
Ох, как был прав этот ублюдок, как прав! Голова моя раскалывалась от боли и кружилась, меня подташнивало. По-видимому, контузия у меня была серьёзной, а может быть, она добавила своё к сотрясению мозга, когда я спрыгнул с поезда и неудачно приземлился. Во рту было сухо, губы потрескались, и пить хотелось... ох, как хотелось пить.
- Ты, Сергей Николаевич, о себе побеспокойся... всё хорохоришься, - прохрипел я. - Неизвестно ещё, кто первым скопытится... давай, шагай.
И, мы пошли. Он впереди, я следом...