Не трави себе душу, уговаривал я себя.... Но поделать ничего не мог.
В душе что-то саднило, и мне почему-то стало грустно. Грустно, что я не услышал Иринин, такой мягкий, чуть хрипловатый голос.
Чтобы как-то отвлечься от совершенно не нужных в моём возрасте мыслей и переживаний, я навалился на работу. Вначале, это было трудно но, постепенно, работа захватила меня, и я забыл обо всём, кроме лежащего передо мной дела. А дело, на мой взгляд, было интересным и запутанным. И ещё..., в основе его лежал не банальный, шкурный интерес, а настоящая семейная трагедия...
В одночасье погибла вся семья.
Было над чем, задуматься и, я думал, прикидывал, сопоставлял факты.
На мой взгляд, работа следователя сопоставима с шахматной игрой. Чтобы выиграть партию, необходимо, прежде всего, вывести противника из равновесия, заставить совершить, вначале, хотя бы одну малюсенькую ошибку, затем ещё одну.... После нескольких, или хотя бы одной ошибки, заставить его запаниковать, растеряться.
И, так, постепенно, разгадав его замысел, внезапно ударить по самому незащищённому месту...
Но, это в теории, а на практике...: противник ведь тоже не дурак, он тоже мыслит, соображает, и начинается борьба ума, хитрости, ловушек и различных подстав.
Кто, кого! Кто, кого!
Я за всю свою следственную практику, думаю, проиграл всего одну битву, и эта проигранная битва повисла надо мной дамокловым мечом с первого дня появления в моём кабинете, так запавшей в мою душу, в моё сердце, Ирины.
Ну, что ты будешь делать, опять я отвлёкся от работы.
Просидев над бумагами до позднего вечера, я решил, что пора и совесть иметь, меня дома ждут. Запер бумаги в сейф и направился домой.
На полпути к дому меня отвлёк от управления машиной звонок сотового телефона.
Звонила Ирина.
Она хотела знать, в котором часу мне будет удобно принять её: она принесёт второй комплект фотографий.
Услышав её милый голос, я так разволновался, что отвлёкшись на мгновение, чуть не стукнулся об остановившуюся впереди машину..., чертыхнулся негромко, но тут же извинился. А в ответ на моё извинение услышал лёгкий смешок.
Сердце моё, Господи, да не будь ты таким... влюблённым, что ли! От её лёгкой усмешки, оно так радостно затрепыхалось и, одновременно, заныло, что мне пришлось, прижав машину к обочине, остановиться...
...Да будь же ты мужчиной, укорил я себя, она женщина другого мужчины, и любит его, продолжал я твердить себе. Она никогда не будет твоей. Переломи себя..., но легко сказать переломи, а вот выполнить это...
Рядом со мной проносились машины, и свет их фар отражался в моём зеркале заднего вида, затем, показывались красные габаритные огни, но уже в лобовом стекле. Но и они быстро исчезали из виду, а на их место спешили всё новые и новые.
От мысленного разговора с собой меня оторвал новый звонок. Звонила Лена.
- Ты, где задерживаешься, обещал быстро быть дома, а тебя всё нет? Стынет ужин, и я тебя жду, проголодалась очень.
- Еду,- быстро ответил я, - я уже на половине пути.
В очередной раз включил поворотник и, пристроившись за очередной машиной, двинулся домой, к ожидающей меня подруге.
Сегодняшним вечером я вспомнил Ирину в последний раз, когда вошёл в квартиру и посмотрел на встречающую меня Ленку. Она вышла ко мне в коридор, и на лице её тревожной лаской светились зелёные глаза.
С нежной улыбкой закинув руки мне на шею, она прошептала: «Радость моя, ну, что же ты так долго, я жду тебя, жду, и ужин ждёт!»
Когда я мысленноя сравнил Ирину с ней, мне подумалось - я бы, наверное, принял мусульманскую веру, чтобы только обе они были моими жёнами. Каждая, по-своему, была хороша, и каждая, опять же по-своему, волновала и притягивала меня.
Сейчас я ясно понял - я люблю их обеих! И ничего с собой поделать не смогу... и, по-видимому, с этой двойной любовью я буду жить весь остаток своих дней: с одной любовью, которая вот, передо мной, и другой - тайной и далёкой.
Ох, уж эти люди-человеки, продолжал рассуждать я, следуя за Ленкой в кухню, вечно с вами проблемы!
Конечно, под людьми-человеками я воспринимал себя, но так хочется хоть иногда подумать о себе во множественном числе, чтобы и другие разделили твои заботы, и помогли, ну... не словом, не действием, а просто психологически, одним своим присутствием.
Это была моя последняя раздвоенность на сегодняшний вечер, последняя думка о людях вообще. А через мгновение, я окунулся в блаженный чертог домашнего уюта, ласки и любви...
Глава тринадцатая
Через своё руководство, а больше всего стараниями своего начальника, Фёдора Ивановича, я получил возможность продолжить участвовать в расследовании дела о наркобизнесе, по независящим от меня причинам месяц назад прерванном для меня.