Меня подключили к группе товарищей из Комитета по борьбе с наркобизнесом, но моё дело, дело об убийстве Всеволода Куприянова, выделили в особое производство.
Я получил относительную свободу в своих действиях, и мог самостоятельно вести допросы арестованных - Милютина, Куприянова Владлена, и охранников.
Кроме того, я продолжал вести дело у себя, в своей конторе, а не в их кабинетах.
Допрашивал оставшегося в живых, и не получившего ни одного ранения после моих выстрелов Серого, несколько раз приглашал для дачи «свидетельских» показаний Викторию Моспан и других.
Пришлось даже связаться с Челябинским УВД, чтобы там нашли и сняли свидетельские показания с Валентины, бывшей секретарши фирмы «Эврика».
Конечно, эта, не включённая в основной план, деятельность, отнимала у меня уйму времени от основной работы, и я начал «зашиваться». Я начал бояться, чтобы у меня опять не случился такой же казус, как с делом Иваницкого.
Елена неоднократно говорила мне, что я здорово «сдал» за последний месяц: тревожно сплю, домой возвращаюсь, чуть ли не за полночь и, не завёл ли я подругу на стороне?
- Какая подруга? - отвечал я, - у меня совершенно нет времени на них.
Я даже об Ирине забыл.
Её милый образ ни разу не потревожил меня. Но этого я, конечно, вслух не произнёс, а просто сказал - некогда мне подруг заводить, шуры-муры разводить. Дел у меня по горло, и показал жестом, сколько у меня дел.
Она больше таких вопросов мне не задавала, но я часто ловил на себе её тревожный, обеспокоенный взгляд.
Кое-какая нить преступления у меня начала проявляться. По кирпичику, как в детском конструкторе «Лега», или собирании «Пазлов», я постепенно начал выстраивать общую картину преступления.
Насколько оно было «простым», настолько, в тоже время, циничным - я только диву давался. Я имел в виду, не вопрос о наркобизнесе, а именно, само убийство.
Оставалось нанести последний мазок в моей картине, последний штрих, но этот мазок, этот штрих был невозможен без разрешения высокого начальства и участия в нём главного действующего лица - Иваницкого.
Он был в бегах, и привлечь его официально я не мог. Я, конечно, подозревал, где он находится, но дальше подозрения свои действия и планы не распространял. С одной стороны, мешала моя прошлая ошибка в расследовании: она тяготила меня, иногда, даже кровоточила. С другой стороны, этому мешала Ирина.
Я не мог, ну, никак не мог нанести ей удар. Если я выдам местонахождение беглого преступника, я тем самым нарушу слово, данное мной Ирине...
Как мне поступить, я не знал: получалось вроде «И хочется, и колется, и мамка не велит».
Я шёл на явное уголовно-наказуемое деяние - скрывал заодно с Ириной, преступника, но и поступить иначе не мог.
Это мучило меня, не давало покоя. Служебный долг требовал - немедленно арестуй беглого преступника, а совесть требовала иного - оставь его в покое, он страдалец по твоей вине, пусть поживёт на свободе, окружённый любовью и лаской, сколько сможет и кто, как не ты...
В общем, я здорово запутался, и с каждым днём всё больше казнил себя за прошлое. Я говорил - это всё ты, идиот, наворотил, вот теперь и расхлёбывай неправедные дела свои, пожинай плоды своей халатности.... И ещё много чего нелицеприятного говорил я о себе.
Для «беседы» с Викторией я прежде узнал с кем она дважды вела телефонный разговор в тот день, в день покушения на неё Серого. Оказывается, она разговаривала со своим другом Вадимом, находящимся в настоящее время в Таиланде. А, когда услышал его фамилию..., тут же, после разговора с ней, запросил у сотового оператора список их переговоров за..., не много, не мало - за... почти год.
Для полного восстановления картины прошлого, появилась необходимость пригласить из-за границы бывшего сотрудника фирмы «Эврика», Куприянова Вадима Константиновича, друга Виктории и, не однофамильца Всеволода Куприянова, а со слов Виктории Моспан, родного брата убитого. Он нужен был мне обязательно. Я даже попросил Интерпол, буде он откажется, доставить его насильно, но..., естественно, Интерпол в моей просьбе отказал - «За отсутствием достаточных оснований».
Если бы он совершил преступление и это было доказано, ответили мне они, то и тогда, вопрос уже стоял бы не на местечковом уровне, а на межгосударственном, решался бы вопрос о его экстрадиции в Россию. А, так как он проходит по делу как свидетель, то приехать ему в Россию или отказаться от приглашения - его право. Можно, в конце-концов, попросить у него письменных показаний, если он откажется приехать.