На мой настойчивый звонок, вышла не Валя, а какая-то женщина, лет пятидесяти с хвостиком, но неуловимо чем-то похожая на неё. Я догадался, это её мать или, по крайней мере, её родственница.
Такая же, как Валя, темноволосая, с глазами, цвета тёмного шоколада, и по-юношески стройной фигурой, она была очень похожа на цыганку, или на гречанку. Знаете на ту, что Стенька Разин бросает за борт лодки в набежавшую волну. Я вежливо поздоровался, извинился за несвоевременное беспокойство и, после всех этих дипломатических реверансов, поинтересовался, могу ли я поговорить с Валей.
В ответ на мою просьбу увидеть Валю и поговорить с ней, получил совершенно неожиданный отказ:
- Нет. Она здесь не живёт и..., скорее всего, больше жить не будет.
- Как, так? - ошеломлённо пробормотал я. Она моя бывшая сотрудница и, я порылся в кармане, вот её адрес..., мне в канцелярии его дали...
- Раньше, до свадьбы, да, это действительно был её адрес, а сейчас... ищите её в Челябинске. Она вместе с мужем туда уехала.
- Если бы я знал, - быстро нашёлся я, - я бы обязательно к ней заскочил. Я, вот, только на днях, вернулся из тех краёв..., какая жалость. Мне очень нужно было с ней поговорить, может быть, вы сможете мне помочь?
- Странно...Чем же я-то могу вам помочь? Я не Валя..., я... её мать.
- Знаете, я хотел у неё расспросить, как так получилось, что она уволилась в моё отсутствие, и по какой причине? Может вам она что-нибудь рассказывала, - с надеждой в голосе произнёс я.
Женщина на какое-то мгновение задумалась, а затем, отступив в сторону, пригласила меня войти.
Мы прошли в небольшую, тщательно прибранную комнату с обязательным телевизором на тумбочке и персидским ковром над диваном.
Пол был застелен домоткаными дорожками красивой расцветки, а посредине стоял круглый небольшой стол, застеленный скатертью с каким-то затейливым орнаментом. Сколько я ни пытался в нём разобраться, у меня ничего не получилось: какие-то ромбики переплетались с кружочками и квадратами, а всё это было оплетено, насколько я понял, ветвью какого-то тропического дерева.
Не успел я сесть на диван, как ко мне на колени запрыгнула лохматая двухцветная кошка и, начав тереться о мой пиджак, громко замурлыкала.
- Варька, а ну брысь! Она линяет, - почему-то обеспокоилась хозяйка, - так, что, вы гоните её от себя, а то шерсти налипнет на костюм...
- Ничего, ничего, пусть сидит.... Милая кошечка..., - я почесал её за ушком.
По-видимому, моё поведение понравилось хозяйке, и она, сев на стул, вопросительно посмотрела на меня, казалось, она чего-то ждала от меня.
Тут я спохватился.
- Оо-о, простите, - прижав руку к груди, поднялся я с дивана, - простите мою бестактность, я не представился. Разрешите исправить мой пробел в воспитании...
- Никогда не поздно исправиться, - женщина мило улыбнулась.
* * *
Мне очень понравилась Алина Вячеславовна, Валина мама. Мы с ней долго беседовали, а потом, ещё и пили хорошо заваренный на травах, вкусный, чуть-чуть отдающий мятой, чай.
Ушёл я от неё часов в восемь вечера, но зато наполненный впечатлениями о последних днях работы Валентины, и по какой причине я не увидел на рабочих местах свою, тщательно подобранную команду.
Ира уже была дома, а на столе меня ждала любимая мной, аппетитная яичница с беконом и свежая зелень. Украшала стол запотевшая бутылка Боржоми.
- Ты, где так задержался? Что, я тебе уже надоела? Воспользовался моей добротой, и я уже больше не нужна, к другой полетел? - тоном сварливой жены упрекнула меня Ирка, и подозрительно взглянула на мой пиджак с прилипшими кошачьими волосами.
Я, как верный и любящий муж, рассказал ей о своих «похождениях», и пожаловался - у меня ноги гудят от бесконечного занятия шагистикой...
И, чтобы всё ей было до конца понятно, добавил - плохо быть без седушки с колёсами под мягким местом. - Знаешь, за время нахождения «на зоне» я как-то не отвык от хороших автомобилей. Жаль, что я не могу воспользоваться своей хондой.
- Алексей, я вот посмотрела на тебя, послушала, и подумала, - в твои ли годы, так говорить?
- В мои, в мои... - Ты знаешь, что мне бабушка постоянно твердила? Не знаешь! Так вот, я тебе скажу. - А, твердила моя любимая бабушка и вбивала в голову старую, старую мудрость - «Не побережёшься в молодости, в старости уже нечего будет беречь».
Ну, что скажешь на это, дорогуша?
- А то скажу, мой дорогой, что, если не будешь двигаться, то заплывёшь жирком, и не будут тебя девушки любить... - Представляешь, горе-то, какое для меня!