Козлов непонимающе переводил взгляд с Ирины на меня. Чувствовалось, он в совершеннейшей прострации и ничего не соображает.
- Пристегни себя наручником к кровати! Быстро!
Я понимал, он хоть и трус, но от отчаяния может такое выкинуть, что потом я всю жизнь буду жалеть, что оставил его на свободе.
Когда он застегнул наручники, я выхватил из его мерзких рук ключ и потащил Ирину к выходу.
Пока мы быстро шли к двери, у меня занозой, вызывая неприятное ощущение, мозг колола мысль - я что-то не доделал, что-то не доделал! Что? Задержав Ирку за руку, я обвёл комнату взглядом, и увидел валявшийся на полу окровавленный нож.
Когда я успел его выдернуть из плеча, я не помнил. События нагромождались так быстро, а я был так напряжён, что половина моих действий происходила без участия моего сознания, на уровне инстинкта.
Вытащив из кармана носовой платок, я аккуратно завернул в него нож и положил во внутренний карман, затем, прихватив со стола газету, я также аккуратно, газетой, поднял пистолет и, завернув его, сунул в карман плаща.
- Зачем ты подобрал этот грязный нож, он же весь в крови? Им, наверняка, резали сырое мясо?
- Так надо. Все объяснения оставим на потом. А сейчас - быстро в машину!
- Как ты здесь оказался и, где второй, злой?
- Вопросы потом, я же сказал! Сейчас делай, что я говорю!
- Не кричи на меня! Я не уличная девка!
- Прости.
Я даже не думал, что рана так серьёзна. Плечо всё сильнее ломило от боли, и капельки крови выступили на плаще. Ирка села впереди, на пассажирское сидение, а я за руль и, пересиливая боль, повёл машину в сторону другого выезда из лагеря, так как краем глаза увидел наблюдавшего за нами, Козлова.
Вероятно, подвинув кровать к окну, он решил проследить, куда мы направимся.
Выехав за ворота и проехав метров сто, я потушил свет, и аккуратно развернувшись при свете луны, вернулся в своё прежнее укрытие за дом, и правильно сделал! Ирка вновь начала задавать дурацкие вопросы, но я оборвал её, повторив: «Потом! А, сейчас, посиди молча».
Потрогав место ранения, я почувствовал - вся моя рука в крови, а я всё больше и больше слабею.
- Ирина, давай поменяемся местами. Садись за руль. Только дверкой не хлопай - услышат!
- Зачем, я так устала...
- Садись!
- Ты опять кричишь на меня! Я ведь могу обидеться.
- Не нужно обижаться, нам некогда обижаться.... Я больше не буду кричать...
- Ты и раньше говорил, что не будешь, - опять возмутилась она, и даже не сдвинулась с места.
- Я же сказал - не буду! - переборов на мгновение боль в плече, пообещал я, иди, садись за руль, пожалуйста.
Мы поменялись местами.
* * *
От постепенно покидающей моё тело крови и нестерпимой боли у меня начала кружиться голова. Пока я не потерял сознание и окончательно не вырубился, я попросил Ирину посидеть некоторое время тихо, не включать свет и не хлопать дверками, и ехать, только когда я скажу.
Прижав рану лацканом плаща, я прикрыл глаза и, стараясь силой воли, что ли, не провалиться в бездну боли и хоть немного утишить её, замолчал.
Через полчаса на территорию лагеря ворвался джип, и двое, выскочив почти на ходу, бросились в дом.
Или Серый из погреба вызвал их по сотовой связи, или Козлов, вяло подумал я. Я не проверял их на наличие мобильных телефонов, и не знал, есть ли они у них, или нет, но предполагал, что в наш-то просвещённый век, они не могли здесь находиться без связи.
Мои поступки совершались по какому-то наитию. И, когда я, вернее, когда Козлов надвигал стол на крышку погреба, и когда он пристёгивал себя к спинке кровати, я совершенно не думал о какой-то там связи по телефону или через Мобилу. Я делал то, что делал...
Минут через пять, уже четверо, загрузились в машину и она, выбрасывая снег из-под колёс, рванула в погоню за нами.
Но меня на той дороге не было, я был здесь, рядом, всего в сорока-пятидесяти метрах от них!
Когда свет от мощных фар джипа, пропал вдали, я попросил Ирину, выехать из-за дома и, на максимальной скорости, мчаться в противоположную сторону..., домой.
Весь путь от лагеря до дома, я сидел, боясь пошевелиться, и молил Бога, чтобы мы добрались домой поскорее.
Ирина загнала машину в гараж и, хлопнув дверкой, пошла к крыльцу.
Всё-таки обиделась, понял я.
Превозмогая разрывающую плечо боль и головокружение, от которого становилось темно в глазах и всё плыло, я осторожно, держась за стену и, еле переставляя ноги от слабости, пошёл вслед за ней. Но далеко от гаража я уйти не смог. Голова закружилась так сильно, что я упал, и больше уже не смог подняться. Вероятно, я всё-таки отключился.
Пришёл я в себя уже в комнате, на кровати. Рядом сидела Ирка, из её глаз двумя ручейками катились слёзы и падали мне на грудь. Вероятно, они и привели меня в чувство.