Поединок начался, когда Шеарх качнулся вперед и замахнулся клинком. Движения птенчика завораживали, красив до безумия, гибкий, упругий, прыгучий, почти нет слепых зон, но опыт взрослого наха не даст ему шанса. Шеарх скорее играл, чем дрался. Сближение, отход, качнулся, увернулся, малыш сосредоточен, серьезен, не отвлекается. Что он видит в его глазах? Ранить его не хочется, но проиграть... нет, не сегодня. Бросок, удар плашмя, хмм, не бросил меч. Ладно, упрямец, не сдашься, значит. Шеарх увеличил скорость, баланс наха все же лучше, а гибкость компенсирует подвижность. Удар, еще удар, пропустил, устает малыш. Кувыркнулся, но не рассчитал, оступился, и Шеарх вместо досадной царапины рассек ему мышцу. Быстрее, нужно закончить бой, малыш, не упорствуй!
Руай боролся, изворачивался, но все было тщетно. Рана все больше беспокоила, поврежденная мышца ограничивала подвижность, а наг играл с ним, его мастерство было на голову выше его. Но Руай не хотел, не мог проиграть просто так. Там, в кругу киотов, следил за сыном Сирру. Нет, не имел права Руай подвести отца. Восемь лет изматывающих тренировок все же хоть что-то значили, поэтому он держался. Даже рана его не остановила, не замедлила. Сила, приручать которую его научил Шао, справилась, остановила кровотечение, но боль унять не могла. И с каждым подъемом руки меч становился все тяжелее.
Когда за плечом нага разомкнулся круг зрителей в стороны, Руай заметил упавшего отца. Сердце сдавило, и он ринулся к нему, не глядя отмахнувшись от клинка соперника. С хлюпом меч пронзил его почти насквозь, а он все стремился к Сирру, насаживась все сильнее. Уже падая, понял, что душа отца уже оставила тело, так как киоты кланялись и махали вслед ей в небо. Теперь Руай не боялся: отец не будет страдать из-за его проигрыша и спокойно упал в темноту.
Когда мальчишка отвел глаза и начал смотреть куда-то за плечо Шеарха, нах постарался отклонить удар, но тот пер вперед. Пришлось толкнуть его рукой, на что он сильнее рванулся в сторону и насадился на отведенный клинок. Паника затопила сознание, его Истинный закатил глаза и рухнул на землю. Кровь толчками выходила из него. Шеарх схватил его в охапку, последовательно нажал на ремне пять камней и исчез с поля со своей ношей.
Мрачноватый зал наполняло веселое шипение и шлепки: среди множества шелковых подушек на каменном полу развились три крошки змеелюдов и взрослая особь нахи. Волоокие золотисто-рыжие глаза, в глубине которых мерцал призрачный огонь, точеные черты лица, высокие брови, волосы цвета ртути, полотном обнимающие плечи. Расслабленная улыбка играла на ее губах, дети ластились к рукам в массивных кольцах, находя особое удовольствие подныривать под изгибы ее хвоста.
Скомканный всхлип нарушил веселую возню. Строгий взгляд остановился на презренном служке, который на четвереньках, то и дело стукаясь лбом о пол, полз к госпоже. Он сопел и иногда не мог сдержать рыдания.
- Всс-тань! Червяк, с-сс, соплывый! Говори!
- П-п-повелительница... Седьмой третьего колена вернулся и хмммм... – тихонько завыл маленький зеленокожий слуга.
- Не вой, говори! – рыкнула женщина, поднимаясь над ним и уперев руки в бока, грудь ее, обтянутая шелковым хоро, выпукло торчала вперед сосками, а это значило, существо затряслось, госпожа гневается.
- Достопочтенный Шеарх принес кота. Плохого кота. Много крови...
- Кто позволил ему нарушать закон! – ринулась к выходу нахи, сметая со своего пути зеленокожего уродца.
- П-простите, я не смог помешать, – едва слышно пробормотал карлик, сворачиваясь в клубок у холодной стены.
- Ты! Как ты посмел принести сюда, в гнездо, чужого! Изгоню! – фурией ворвалась она в церемониальный зал.
На узорчатом полу растекалась лужа крови, начав темнеть с краев. Посередине нее находился Шеша, любимый отпрыск, не выпуская из рук молодого кота.
- Ма, умоляю, спаси! – даже не слова, а вой раздался в искусственной тишине подземелья.
- Туда ему и дорога, – выплюнула она.
- Ма-ааа, спаси, я нашел Истинного...
Повелительница нахов, кусая кубы, замерла как изваяние над парочкой на полу. Истинный, значит, подарок богов, не избавиться без последствий... Легкое серебристое облачко начало колебаться над раненным, пытаясь ускользнуть и возвращаясь обратно. Времени нет. Что ж, и выбора нет, она, Мадре своего народа, тоже в своем праве.
- Помогу, – слова упали и почти заморозили внука ледяным тоном. – Только он станет одним из нас. Перерождение. И нет уверенности, что получится.
- Перерождение... А... Истинный...
- Останется! Суть я перенесу. Быстро!!! Неси в нефритовую капсулу.
Руай барахтался в сладкой вате. Опирался на волокна, они рвались, он проваливался и продолжал карабкаться вверх. Но конца и края этому сладкому безумию не было. Андре Громов де Наварро. Вдруг вспомнилась основа. Да... Мама, Машка и его смерть... Харри, несчастный забитый ребенок, жизнь которого так рано трагически закончилась. Руай, Сирру и Шао... Бой, заведомо проигрышный и... Гибель? Что он делает сейчас в этой противной гадости? Если умер, почему не скользит по той белой бесконечности? Ответов не было, но и освобождения — тоже. Почему сладкая вата? Он никогда не любил ее. Слишком приторно... А сестренка да, обожала это безумие. Белое, розовое, всегда просила купить. Но не он. Это – чужое.
Ответов не было, ничего не изменялось. Секунды накапливались, превращались в минуты и часы, но ничего не менялось. Та же ватная тишина, шорох от его движений, апатия. Предпринимать ничего не нужно, некуда стремиться. Зачем он здесь?..
Мадре закончила. Такие операции Шеарх не мечтал проводить. Это почти божественный уровень. Мадре, одна она могла это делать, но не любила и всегда отказывалась. Теперь же согласилась.
Да, она не равнодушна к своему потомку... Скоро его мальчик очнется. Забавно, Шеша и так старше малыша по крайней мере на сотню с парой-тройкой десятков кругов Эйто.
- Ничего, маленький, я помогу тебе вырасти, буду рядом, не отпущу. Станешь взрослым... – сидел Шеша перед энергетической стеной перед входом в нефритовую комнату и шептал непонятно кому.
Мадре сказала, малыш уже обрел тело, теперь идет слияние. Мешать нельзя, вносить лишние энергии опасно. Вот он и живет тут у входа. Гобинки натащили ему подушек, чтобы его высочайшая хвостатость не страдала на холодном полу. Каким малыш получился? Мадре любит самое лучшее, наверняка малыш будет красавчиком. Сама Повелительница и ее потомки имели весьма характерную внешность, скорее даже, суровую. Когда в исцеляющие руки Мадре попадали нахи, все уползали после с улучшениями. Она любила менять гены — это ее восхищало, забавляло, и Целительница не могла удержаться. Никто больше не умел. Такие способности и видение больше не появлялись. Потомки рождались, но дар Мадре оставался уникальным.
Шорох раздался совсем рядом, и Шеша открыл один глаз. Гобин мялся в стороне, водил ногой по полу, и звук появлялся от трения грубой кожи ступни зеленокожего серва.
- Говори.
- Госпожа зовет. В церемониальном зале... – хрипло выдало существо и низко опустило голову.
Мадре расположилась на возвышении, хвост закопался в подушках, игриво поигрывая кончиком. По сторонам зала расположился совет — двенадцать ее детей, лучших детей.