Усевшись в учебной зале, подвинув себе принадлежности, постарался незаметно осмотреться. Гладкие серые стены, кажущиеся полупрозрачными, ничего необычного, лоханка с водой, в которой Санни мочит руку, чтобы подправить сорвавшееся стило на глине. Такое же у наставницы. А это чшшшто такое? Санни заметил еще одну лоханку в стороне. Будто случайно висящая сверху блесткая безделушка отбрасывала блики от воды, тихо кружась.
- Иссахо, можно спросить?
- Да, о чем? – ласковым голосом отозвалась Мичья.
- Эта вода и игрушка сверху, что это? Не для глины ведь?
- Ссс-сс-сс, – рассмеялась золотоволосая нагиня. – Нет, это вода из Пещеры отраженного света. Сверху серебристые лепестки, зачарованные Паиссой, они падают на воду и отражают свет, создается кратковременный эффект как в Пещере. Время идет вперед на пять мгновений и тут же возвращается обратно. Так мы с тобой на самом деле занимаемся, а времени на это не тратим. Мы всегда уплотняем так занятия, если в них не используются энергии, когда Иц-ссу готов выдержать такой плотный график.
- Постойте, получается, вы начинаете учить грамоте и другим наукам змеенышей, только когда они способны выдержать дополнительные часы занятий?
- Точно!
- А бывают слабые дети? Если для них это трудно?
- Такого не бывает. Если с самого рождения следить за малышом, укреплять его, заниматься, то рано или позже он станет готов к таким занятиям.
Вот ведь... Сумеет он когда-нибудь познать этот мир и его секреты?
- Не огорчайся, ты еще такой малыш, даже треть обучения не преодолел, – подбодрила его наставница.
Вечером Сансар выяснил у Шеарха, что ему тридцать три года. Он сбился с дыхания тогда и долго ржал, катаясь по подушкам. Возраст Христа! А он только в третьем классе!Третьем из шестидесяти! Конечно, он хуже первоклашки на земле!
Лиаша в стороне полировала свои коготки и выглядела загадочной, кажется, у нее появился ухажер, Кинзар устало дремал, и потому никто не мешал общаться нареченным.
- Ис-Шеарх, позвольте спросить.
- Говори.
- Испытание совершеннолетия — страшно? Мне сегодня Ис-Мичья рассказывала, что не все возвращаются. Паисса готовится, это моя старшая сестра, похудела, переживает. Ей три оборота до испытания.
Шеарх посмотрел на мальчишку. Испугался. Да, он не жалел о пройденном пути и годах испытания. Но знать, что его птенчику предстоит такое же — это совсем другое. О, небо! Теперь он сон потеряет! И к тому же нужно браться за ум и осваивать дар Ия-ххо.
- По-разному. Там ты должен помнить, что должен выжить. Никакого геройства, принципов, чести — выжить любой ценой. Начинать придется с самого низа. У меня получилось, что я своим появлением сместил чашу весов в другую сторону, изменил ситуацию в целом. Думаю, каждая попытка такого перемещения наха – с его помощью решить проблему другого мира. Нашими руками.
- А много ли может один?
- Да, если он помещен в точку изменения равновесия. Хотя она не всегда очевидна, – добавил Шеарх и потер запястья характерным жестом.
- Сколько? Сколько оборотов вы отсутствовали здесь?
- Двенадцать.
- Так долго, – выдохнул Ссаэши.
А Шеарх отвел глаза, его брат, отправившийся годом позже, не вернулся. Пройдя тот трудный путь, он теперь не верил в сказку, что Шаю понравилось и он остался.
- Сансар, я верю, что ты вернешься. Дай руку, пожалуйста.
Шеарх прикоснулся к ней, расправил на своей большой ладони, погладил ее несколько раз. С каждым движением внутри натягивалась нить. Поцеловал один пальчик, Ссэши замер, только огромные зеленые глаза мерцали напротив. Каждый пальчик был поцелован несколько раз, а потом Шеарх начал ласкать ладошку, сосать пальцы, насаживаясь на один из них. Глаза малыша увлажнились, реснички задрожали, руки затрепетали, он прикусил губу. Шеша осторожно приблизился к нему, стараясь не спугнуть, и коснулся губ Ссаэши. Замер, сдерживаясь, а ведь так хочется ворваться в рот и... Глаза малыша закрылись, губки дрогнули и он подался вперед. Едва-едва, но Шеарх понял и накрыл его рот. Язык ворвался в податливую глубь, сплелся с юрким язычком малыша и пил, пил дыхание, душу любимого, сердцем даря всю нежность и тоску. А когда он ощутил руку у себя на затылке, пальцы, что жестко вцепились в его волосы, не выдержал, с утробным рыком впечатал щуплое тельце в себя, неистово его мял, пылая страстью. И ему отвечали!
- Стоп! – рявкнула Лиаша и Санни безуспешно попытался отодвинуться от нареченного.
Оба тяжело дышали, Шеарх уткнулся в шею любимого и пытался успокоиться. Тело дрожало: вот оно, вожделенное, рядом, бери! Однако же Ссаэши слишком юн. Восемьдесят лет еще ждать, не меньше. Как не сойти с ума?
Лиаша опять занялась своими коготками, слышался ритмичный звук трения каменной пластинки.
- Ше..Шеарх, – непослушными губами произнес Сансар и испуганно округлил глаза. – П-п-простите... Ис-Шеарх, наверное, мне пора спать.
Золотокровный кивнул, а в голове повторялось это трепетное: «Ше...Шеарх». Да на это он теперь будет дрочить каждый день, вспоминая их страстный поцелуй.
Паисса отсутствовала уже полгода. Два сезона она не в гнезде. Гадко, одиноко, больно. Словно кусок души от тебя откололи. Есть надежда, что она вернется. Только ведь изменится. Ия-ххо, будь милостив, даруй ей легкий путь. Она слишком нежна, романтична, полна душевного тепла. Как хочется, чтобы Исси не потеряла способность весело смеяться. Сможет ли она докричаться до Бога?
Санни плохо спал, спасало, что чувствовал руки Таусса, обнимающие со спины. Паиссы не хватало! Все нахи гнезда помрачнели, траур царил в гнезде. Неужели у всех так? Проводят ребенка на испытание, скорбят и ждут годами его возвращения?
Шеарх бывал у Сизых через день, стараясь поддержать Ссаэши, и так вышло, что Таусс часто оказывался рядом. Видя убитый вид обоих, у Шеарха не хватало духа гнать блондина, приходилось общаться с Сансаром как пред очами главы клана: чинно, отстранённо, получая поцелуй и легкие объятия в конце. Так и взрослеют нахи, теряя близких, думалось ему.
Сансар же напоминал себе машину: занятия, занятия до потери сознания, чтобы ни о чем не думать, не вспоминать нежный голосок Паиссы и ее лукавый взгляд. Ис-Сахсэ была довольна им, гордилась, но не собиралась прекращать наставничество. Она до дрожи боялась потерять мальчишку, поэтому старалась вложить как можно больше в него. Жаль, что Таусс не так талантлив, но в физическом поединке хорош, имея похожие крови, он не взял дар стихийника выше среднего уровня. Зато гипнотический голос, затягивающий в ловушку взгляд — отголосок кровей Туманных, наложившиеся на ментальный талант молодого наха.
Соперничество — это тоже дар, у Сансара он был в избытке. Бой — открытое противостояние, нахи по своей сути змеелюдов не склонны к этому. Память человеческой жизни, воспитание двух отцов киотов — вполне достаточно, чтобы посчитать его безрассудным для поединка на клинках. Нахов учат этому, каждого нажонка, лишь единицы овладевают мастерством. Сахсэ, Сагзей, Шеарх, Харсей, Фарсей, Шибо, Ссиа, Хисса, Ашша, Шесс, Зассэ и еще пара имен. Всего-то из Детей Рассвета. Теперь и Сансар, у него тоже есть шанс стать мастером, он уже хорош! Но как же болит сердце из-за маленькой девчонки, яркой и оригинальной, как летние цветы.
Сумерки. Тихо выползают из гнезда четыре фигуры. Трое взрослых и один змееныш, берут младшего за руки и исчезают.
Рассвет. Из под деревьев выходит компания темных нахов: шестеро взрослых, из которых две самочки и два мальчишки. Навстречу им прямо из воздуха появляется вторая компания. Короткие приветствия и все ныряют в лес.
Старое, заброшенное место. Рухнувший забор вокруг жалких развалин домов киотов. Каменных домов. Сансар видит больше, чем все, ему есть с чем сравнивать. Кованные калитки без забора, кусочки керамических пластинок на земле. Черепица?