Несколько следующих дней прошли одинаково – я слушала причитания бабушки Анны (само собой, скрыть произошедшее не получилось), общалась с полицией и представителями Дворца Правосудия. Последние пугали больше всего. Я долго и путанно объясняла им про картины и пророчества, рассказывала, как мы с Нилом оказались в той подворотне с намерением спасти раненого. Когда моя история касалась части, где я со стрелой в руке болталась по темным улицам, представители закона разве что у виска не крутили. Все звучало до ужаса глупо, настолько глупо, что этому легко было поверить. Да и кто не поверит молоденькой дурочке, охочей до романтических приключений? В конце концов и полиция, и Дворец Правосудия ко мне интерес потеряли и жизнь более-менее влилась в привычную колею.
Только воспоминания о нашей с Нилом глупости досаждали.
Нил вызвал бо́льший интерес и беседовали с ним намного чаще, потому и знал он о случившемся немало. Как он сам любил повторять, умный человек из вопросов узнает куда больше, чем глупец из ответов. В наличии у него великого ума я начала сильно сомневаться, но к рассуждениям приятеля все равно прислушивалась.
— Тип, которого мы спасли… знаешь, как его зовут? — однажды заговорщицким шепотом поинтересовался Нил.
Кажется, мне называли его имя во время одного из допросов, но я не запомнила.
— Герр Киллиан Гримм, — пояснил Нил шепотом, словно имя спасенного несло в себе особый смысл. — Говорят, вчера он пришел в себя. Его палату охраняет целая толпа, словно он король какой-то… серьезный человек, видимо, этот герр Гримм.
— Вчера?! Я думала, он давно в себя пришел.
— С его-то раной… можно сказать, на парне как на собаке все затянулось, оклемался он быстро. Ну я подсобил ему, конечно, и целители к нему часто приходили, а может, и вовсе от него не уходили, но он все равно живучий оказался. Настоящий боец с тягой к жизни.
— Ага.
— Ты чего какая нерадостная? Не выспалась, что ли? Слушай, а не хочешь завтра после занятий в художке к герру Гримму заглянуть, проведать спасенного? Мне кажется, мы обязаны это сделать, убедиться, что с ним все хорошо, ну и это… познакомиться там, все дела.
— Что-то мне не хочется, — с сомнением ответила я. Во-первых, сама идея казалась странной – навещать незнакомца, который, ко всему прочему, только вчера очнулся от тяжких травм. Во-вторых, после ночного приключения бабушка Анна рассвирепела и запретила мне водиться с Нилом и дальше, мудро вычислив, кто подбил меня на идиотское геройство, так что если на занятиях я еще могла с другом поболтать, то после – ни-ни. Меня встречал брат и провожал домой, выходить откуда дозволялось лишь в компании старших родственников – того же брата или самой бабушки. И пусть раньше моя семья обожала Нила, попав под его очарование, отныне он находился в черном списке, а про его татуировки дома вспоминали чуть ли не ежечасно, мол, нехороший знак, с самого начала все с этим парнем было понятно.
— Как хочешь, — Нил на меня обиделся и демонстративно отодвинулся в сторону. — Один пойду. Нехорошо это, Алексашенька, так поступать с человеком, которому жизнь спасла. Не думал, что ты такая… как будто Мором поцелованная!
Пристыдить меня ему не удалось, потому что я упорно не видела своей вины – мы и так уже спасли этого сомнительного Киллиана Гримма, на мой взгляд, никаких долгов перед ним быть не может, и злополучный Мор тут ни при чем. Хочется Нилу, пускай мотается по больницам в свое удовольствие, а с меня приключений достаточно. И спасенный вызывал странное чувство опаски.
Возможно, из-за увиденного в темном переулке.
За следующий месяц Нил от меня отдалился. Этому способствовал не только мой домашний арест, но и появившиеся у друга секреты. Раньше он болтал со мной дни напролет, не умолкая ни на секунду, а после «приключения» стал все больше таинственно помалкивать, да важничать чаще обычного. Из пары его случайных фраз я знала, что спасенный наш выздоровел и больницу покинул, дабы восстанавливаться дома.