Энгельгардта, звонила уже несколько раз и спрашивала, почему он не идет обедать. Однако мысли Шлейхера были заняты совершенно другим.
— Сегодня снова был спор с Сектом, — сказал он. — Хоть Хассе и поддерживал меня [он имел в виду начальника Войскового управления. — В. М.], Сект не хотел примириться с мыслью, что пришло время по собственной инициативе возвратить президенту исполнительную власть. В конце концов мне почти удалось уговорить его; будем надеяться, что он согласится с нами. Ведь он должен радоваться, что я уберег его от глупейшего намерения установить директорию.
— Мне о директории ничего не известно, по этому вопросу я читал лишь отдельные сообщения, — заметил я.
— Так пусть Маркс расскажет вам о директории, — посоветовал Шлейхер.
Капитан Маркс был референтом по делам прессы в отделе T-I–III и являлся одним из старейших сотрудников Шлейхера. Они знали друг друга еще по службе в Верховном командовании.
В один из ближайших вечеров, когда Маркс вернулся от Шлейхера, которому докладывал о сообщениях прессы, он сухо сказал мне:
— Я должен объяснить вам кое-что.
Из многословного сообщения Маркса я изложу лишь самое главное.
— В наиболее интересное время вас еще не было в нашей лавке, — начал Маркс. — Но об этом периоде я готов рассказать вам несколько позже. А сейчас мы поговорим о наиболее актуальных вопросах — о Секте и директории. Не следует думать, что в этом доме все идет совершенно гладко, как это можно предположить, читая распоряжения и приказы или присутствуя на совещаниях. Хотя Шлейхер в хороших отношениях с Сектом и может говорить с ним совершенно откровенно, но ему не всегда удается добиться своего. Другие тоже влияют на Секта. Так, например, в начале 1923 года я узнал, что Сект уже с осени 1922 года поддерживает связи с мюнхенскими деятелями, главным образом с Каром. Когда французы в январе прошлого года вступили в Рейнскую область, нам было совершенно ясно, что, учитывая настроения рабочих, нельзя пойти на открытое военное сопротивление. Мы начали на оккупированной территории малую войну, например, взрывали мосты и разрушали другие сооружения. Вот почему французы расстреляли Шлагетера. Он принадлежал к фрейкору, которому мы поручили осуществление саботажа. Рейхсвер якобы стоял в стороне от этого дела. Право подымать шум намеренно было предоставлено национальным союзам, что они эффективно и делали не только в Мюнхене, но и у нас на Севере. Сект же собирался оказать сопротивление, если только французы продвинутся восточнее Рурской области. Свои расчеты он строил на том, что англичане не присоединились к акции против Рурской области и поэтому, вероятно, неодобрительно отнесутся и к новым военным выступлениям против Германии.
С этими планами Секта, — продолжал Маркс, — было связано и злополучное дело с «черным рейхсвером» на территории III, а также II военного округа, а в конечном счете, и путч Бухруккера. После роспуска верхнесилезской самообороны ее военнослужащие остались в пределах II и III военных округов и были устроены главным образом на сельскохозяйственных работах в помещичьих имениях или использовались в самом рейхсвере в качестве рабочих команд по сбору большого количества еще находившегося на руках оружия, уходу за ним, хранению и сокрытию его от союзнического контроля. Эти фрейкоровцы были умышленно частью задержаны, а частью учтены поименно на тот случай, если бы французы вышли за пределы Рурской области и дело дошло бы до вооруженного столкновения. Командованию III военного округа, а затем и нам стало ясно, что «черный рейхсвер» все более угрожает политической жизни страны. Эта опасность еще больше возросла, когда летом выяснилось, что пассивное сопротивление в Руре обречено на провал. Таким образом, отпала и вероятность вооруженного столкновения с французами, а тем самым исчезла надобность в особых резервах для пополнения рейхсвера. Роспуск рабочих команд был назначен на конец августа — начало сентября. Путч Бухруккера был попыткой помешать роспуску. Нам надо было освободиться от этих людей, тем более что осенью внутриполитическое положение и без того сильно обострилось. Вот почему мы были очень заинтересованы в проведении процесса Бухруккера уже в первой половине октября 1923 года, чтобы как можно быстрее развязаться с «черным рейхсвером», который нас связывал.
Примерно с августа прошлого года, после отставки правительства Куно, у нас возникли серьезные опасения в связи с обострением внутренних противоречий. Чрезвычайное военное положение должно было предотвратить переворот и создать предпосылки, чтобы в какой-то степени наладить экономическую и государственную жизнь. Каким должно быть будущее Германии — этого никто не представлял себе толком. Уже в начале августа возник план заменить ответственное перед парламентом правительство директорией, которая независимо от рейхстага и его большинства решила бы самые важные и неотложные задачи. Практически это означало бы установление в Германии военной диктатуры.