Она-то заснула сразу, а Корней куковал практически до рассвета. Она крутилась, как юла. Спала тревожно, но хотя бы спала. А он нет. Хотел и думал. Думал и хотел.
Ранимую и раненную. С огромными проблемами в самооценке и в поиске себя. Для которой родные желали, как лучше, а получилось… Что пятнадцать лет ждет возвращения идиотки-матери. Хотя разве только идиотки? Сволочи.
Но убеждать в этом Аню Корней даже не пытался. Просто слушал, мысленно шалел, но оставлял все при себе. Потому что бессмысленно.
Не сдержался бы, бросься Аня защищать женщину, которая их с бабушкой так просто выбросила на улицу. Которая, несомненно, не погнушалась бы и на новую квартиру претендовать, случись что-то с Зинаидой. Которая… Слова доброго не стоила. Не говоря уж о слезах.
Но у Ани они сидели глубоко — слезы и чувство своей ненужности. Это и раньше пробивалось в словах и поступках, а вчера вечером стало совсем очевидным. И понятным. И… Почему-то сделало больно уже ему.
Внезапно. Ее «пятнадцать» отозвались где-то в области сердца. «Пятнадцать», в которых — настоящая трагедия. И пусть сам Корней понять ее не смог бы — другой склад ума и характера, но в искренности Ани не сомневался.
Он вообще в ее искренности не сомневался никогда. Не ждал подвоха. Был всегда спокоен… И всегда же напряжен.
Потому что, кажется, немножечко…
И, кажется, с каждым днем все больше.
Сам себя не узнавал, но как-то так случилось, что понимал. С ней нельзя так, как привык — быстро и обоюдно приятно. Ненапряжно. Мимоходом. Между делом. Когда вспомнишь. Когда захочется.
Она замороченная. И ей действительно важно привыкнуть. Важно, чтобы постепенно.
Она полагается на все сто. Доверяет. И это доверие нельзя предавать. Слова — взвешивать. Поступки — просчитывать наперед. Но не в привычной для него системе координат, а в той, которой пользуется она. Для него новой. Местами категорически непонятной.
Не поняла бы, что просьба не дурить и вернуться в свою комнату — это просто о том, что так ему будет спокойней, а не попытка указать место… Не восприняла бы шутку: «минетами вернешь. По двойному курсу» в ответ на свое застенчивое «спасибо»… А рвалась ведь. Рвалась.
И не только шутка рвалась. Рвались инстинкты и желания. Но данное когда-то слово все равно дороже.
Поэтому дурная бессонная ночь и злое неудовлетворенное утро.
Очередное. Сегодня усугубленное.
Вжав вертикальный рычаг смесителя, Корней тряхнул головой, позволяя горячим каплям с волос и тела разлететься по кафелю стен и стеклу запотевшей перегородки. Оттолкнулся, вышел, коснулся мокрыми ногами сухой напольной плитки, подошел к раковине, достал банное полотенце, промокнул тело, закрепил на бедрах, потянулся к зубной щетке. Чистил зубы, брился, постепенно приходя в себя. Приходя, но понимая… Долго так не продлится. Месяц без секса — не критично. Бывало и дольше. В конце концов, не два года. Решить проблему можно. Но не когда она приходит по ночам. Не когда вечно перед глазами. И неважно — закрыты они или открыты.
Он ведь ни на грамм не врал, не приукрашивал, не преувеличивал, когда бросал: «ни спать не смогу, ни работать». Так оно и было. Еще тогда было, а сейчас… Мог бы — отмахнулся. Не играл бы в эти идиотские «попытки». Которые действительно считал заведомо провальными. Но раньше просто считал, а теперь злился, что скорее всего так и будет. И что он сам об этом думает слишком часто. И слишком напряженно. И что уже пытается хотя бы продлить.
С каждым днем становилось все неприятней при мысли о том, как легко ей сделать больно. Наивной до невозможности. Ласковой до нее же. Искренней и открытой. Глубокой и загадочной. Гибкой, но не без стержня. Редко настаивающей, но, когда делает это — понятно, что не из вредности. Действительно важно. И, что поразительно, прислушаться для него в такие моменты — не проблема.
Это все пугало. Но бороться с этим Корней уже не пытался. Учился жить. Привыкал. Смирялся, что отношение к ней нельзя обозначить просто чередой бессистемных эмоций. Свести к химии. Тут уже о чувствах. Возможно, все началось с жалости. Возможно, со стремления опекать. Он точно не сказал бы, но точно знал исход — затянуло. В «дурочку маленькую».
Покончив с банными процедурами, мужчина вышел из ванной. По дороге до кровати поднял отброшенную ночью Анину пижаму, опустил на край. Дальше — одеяло, которое ни он, ни она так и не удосужились поднять.
Корней расправил его, набросил на Аню. Голую. Свернувшуюся клубочком ровно посередине кровати. Спящую.
Она не проснулась, когда он поднимался за пару минут до будильника. Только вздохнула тяжко, выпуская его руку, но тут же подложила ладони под ухо, улыбнулась… Задышала ровно.