Думал, что вот сейчас она скажет что-то, свидетельствующее об испуге. О неготовности. Попросит… Снова отложить. Но Аня сама потянулась. Пальцами к пуговицам на его рубашке. Своими губами к его. Только не за поцелуем, а чтобы шепнуть, находясь ближе некуда:
— Я люблю тебя. Очень люблю…
Окончательно отрезая все пути к отступлению. И себе. И ему.
Решиться прийти к нему было неимоверно сложно. Наверняка, сложнее, чем любой другой среднестатистической девушке в двадцать прийти в спальню к любимому мужчине.
Тем более странно это было с учетом того, насколько он любимый… Насколько родной… Насколько надежный… И насколько желанный…
Но каждый раз, когда Аня замирала — мысленно или реально — у его двери или в его объятьях, чувствовала укол боли из-за того, что сама какая-то… Бракованная.
И победить себя же не могла.
До этого вечера. А сегодня поставила дедлайн — все должно случиться прежде, чем он уедет… И, как ответственная, не могла свой же дедлайн нарушить. Мучить его дальше — чистой воды издевательство. Да и себя мучить тоже…
По любви ведь. По бескрайней. Бездонной. Необъятной. Ее любви к нему. Все, как она хотела. И нет смысла бояться. Ни боли. Ни последствий. Они будут позже. А сегодня…
Должны были иметь значения только его глаза. Его желания. Его удовольствие, зависящее целиком и полностью от нее.
На то, чтобы явиться в пеньюаре, смелости, конечно, не хватило. В конце концов, она ведь не обольстительница… И Корней прекрасно это знает.
Но на то самое красивое белье — да. Вот только оно было надежно спрятано под свитером плотной вязки и светлыми джинами. На ногах — носки, чтобы не ругал, что босая опять. На губах — улыбка…
Аня сидела весь вечер на уголке своей кровати, представляя, как все будет… Как он вернется, как она потянет его за руку туда… Как он быстро все поймет… И успокоит. Уверенностью своих действий. Очевидностью желания во взгляде. Теплотой… Которую для нее он в себе находит.
Когда услышала звук открывающейся двери, почувствовала, что дыхание сбилось, глаза сами собой распахнулись шире, а ладони взмокли. Пришлось вжимать их в колени, с силой отталкиваться… Зачем-то красться к двери из своей спальни, выглядывать…
И получать первый болезненный, тревожный, сильный удар. Потому что…
— Привет. Я буду собираться. Утром ранний вылет. Спи. — Очень холодное. И хлопок дверью перед носом.
Такой силы, что Аня на несколько секунд почувствовала себя выброшенной на берег рыбой. Ни вдохнуть, ни выдохнуть.
Совсем не так, как она все себе представляла. Намечтала опять… Дурочка.
Отвернулась от двери, уставилась немигающим взглядом на свою кровать, попыталась собраться, себя же успокоить.
Он ведь просто… Устал, наверное. Работы всегда много. Может снова какая-то проверка…
И ей стоило бы прислушаться. Умом Аня понимала — стоило. Не лезть. Но…
В голове промелькнула шальная, излишне самоуверенная мысль — а вдруг… Она сможет ему помочь справиться? Переключиться? Вдруг… Ее «сюрприз» все исправит?
Поэтому вышла. Поэтому прокралась к нему.
Внутренне задрожала почти сразу, потому что воздух в спальне Корнея будто был пропитан его агрессией. Аня готова была поклясться, что видит наэлектризованные вспышки. Или просто чувствует их…
Но пугаться поздно. Поэтому она зашла, опустилась на кровать, взяла в руки рубашку…
И снова его слова, словно удары… И снова дрожь — только уже реальная. Но сдаваться нельзя, пусть слезы уже в горле. Поэтому она борется. Знает ведь, за что. И что за его грубостью прячется нежность. Просто… Надо переждать. Надо успокоить. Надо быть терпеливой…
Складывает одну рубашку, складывает вторую, тянется к свитеру…
И получает новый. Сильный. Мощный. Болезненный удар.
— Аня. Я не просил мне помогать. Оставь меня одного, пожалуйста…
Слова будто хирургическим скальпелем уродуют сердце, но… Корней имеет право. Наверное, имеет. И тут уж не подчиниться может только дура. Хотя она… Разве же не дура? Решила себе что-то…
Отложила вещи, встала… Посмотрела на него, даже улыбнуться попыталась. Чтобы не думал, что обидел. Не хотел ведь. Она знала. Просто… Он такой. Сложный.
Аня очень хотела донести и себя, и свои слезы хотя бы до коридора. Очень хотела не усугублять. Очень хотела… Воспринять отказ достойно. Но, видимо, это просто не о ней. Слишком слабая…
За что и получила отрывистое:
— Почему. Ты. Блять. Плачешь? — заставившее четырежды вздрогнуть, и четырежды же оборваться сердцу.
Потому что…