Но ведь на самом деле не осталось ничего. Только оболочка. И то, искалеченная. Потому что внутри все выгорело. Стало бесцветным… Потому что по-другому быть не могло.
Я не могла по-другому. Мне было больно даже в бессознательном состоянии. Хотелось выть, лезть на стену, раздирать кожу до крови… но вместо этого я пошевелила пальцем правой руки.
Я думала, что я выбираюсь из этой вечной тьмы. Я думала, что перешагивала через все страдания и шла дальше. Возвращалась. Но иногда реальность могла быть хуже самых страшных кошмаров. Иногда реальность била так, что встать на ноги уже было невозможно.
— Она приходит в себя! — наверное, это то, что в тот момент закричал врач.
Возможно, тогда доктора не поставили на моей жизни крест и продолжали бороться. Но кто их просил?
Я внутри чахла от предательства. От того, с какой легкостью человек, ни во что не ставя, играл чужими жизнями.
От его небрежно брошенного “это сейчас не важно…” или “… не это сейчас важно”. Для меня было два слова: не важно. И это касалось меня…
Современная медицина творит чудеса, но в них я больше не верила. Изначально считала людей, а сейчас… куда уже больше.
Но почему-то кто-то верил в меня.
Зря. Оправдывать надежды больше не входило в мои планы. У меня вообще не было планов. Я просто хотела, чтобы меня оставили в покое. Одну. Желательно на подольше, а не вот эти ваши…
Но оказывается у кое-кого были совершенно другие планы на меня. И этот человек мог достучаться до меня отовсюда. Из моей пропасти, в которой мне было так хорошо.
Говорят, что есть люди, которые любых поднимут? Так вот, я вытащила “счастливый” билет, потому что рядом со мной был именно такой человек. И ему было плевать, что хотела я. Впрочем, не удивительно. Так было с самого начала нашего знакомства.
— Эмма! Приди в себя, — если бы я могла, я бы послала надоедливого паразита подальше. Он мне мучаться мешал и не давал заниматься моральным самоуничтожением, — ну же… я видел, как ты только что моргнула…
— Эмма…
Мне хотелось выть, потому что я начала ненавидеть это имя. Тем более, не сказать, что оно было мое. За все это время человек даже не удосужился узнать как на самом деле меня зовут….
Глава 4
У меня больше не получалось уходить во тьму. Я не могла погрузиться в нее настолько глубоко, чтобы не слышать. Не чувствовать. Не существовать.
Здесь была только боль. Агония. Ненависть.
Я не могла вырвать из памяти те воспоминания, что в ней были. Я не могла забыть то, что приносило мне душераздирающую боль. Я не могла забыть о том, из-за кого я сейчас была практически просто овощем. Морально истощена, физически ущербна.
Мне было больно даже дышать, не то, что двигаться. Я знала, что у меня ничего не осталось, даже моей пусть и невзрачной внешности. У меня были множественные переломы.
И каждая собака не забыла мне напоминать о том, что я родилась в рубашке. Что мне так несказанно повезло, что какой-то хирург с мировым именем приехал в эту клинику и лично меня оперировал.
Мне было все равно. Я не просила об этом. Я не просила меня спасть. Я не просила вытаскивать меня оттуда, где мне было так хорошо.
— Свистулька.
От одного этого прозвища мне хотелось выть, а он прекрасно знал, что я на это отреагирую!
Сжав зубы от раздражения, мне пришлось открыть глаза. Джейкоб так и не ушел. Этот парень как будто был трудно доходящим и на все мои просьбы уйти, свалить и оставить меня в покое, пожимал плечами и начинал мне рассказывать какой-то бред, который меня и вовсе не интересовал.
Переведя взгляд за его спину, я начала рассматривать стену. Мое самое любимое занятие, когда я была в сознание.
— Мне это надоело.
Вдруг, резко подорвавшись, Джейкоб встал прямо перед моими глазами.
— Тогда пока, — произнесла безразличным голосом.
— Эмма, тебе нужно ехать заграницу. Время идет на часы, минуты… еще несколько дней и разговора о пластике вообще может и не быть.
— Ну, и хорошо.
Меня не волновала ни пластика, ни какие-то другие операции. Меня не волновала клиника в другой стране. Мне хотелось снова начать рассматривать стену, а парень мне в этом явно мешал.
— Картер переживает. Он обрывает мне телефон, а я не знаю, что ему сказать. Вообще ничего не говорю. Ты не разрешаешь даже сообщить о том, что ты жива.
— Я умерла. Для него и для всех остальных. Буду признательна, если и для тебя умру.
Громкий треск. Джейкоб сломал очередной стул.
— Значит так! Слушай меня внимательно, потому что меня все это порядком достало…