— Да ладно тебе. Я же нарочно так сказал. Ну, чтобы в чувство тебя привести. А в почтальонах я, можно сказать, случайно оказался. Когда в полк прибыли, нас капитан из строевой части спросил: «Кто-нибудь на почте работал?» Ну, я и ляпнул, что работал. Я ведь действительно после детдома два месяца посылки на товарной станции в почтовые вагоны загружал-выгружал.
Сергей немного успокоился. Он смотрел на говорившего Алёшку, слушал отдалённые звуки боя, доносившиеся с передовой, и думал о том, что у него теперь даже документов нет. Его документы — красноармейская книжка и комсомольский билет — лежали в сумке, которую фашист снял с мёртвого Асербаева.
— Алёшка, ты здешнюю местность знаешь? Ты же почту возил.
Алексей пожал плечами:
— Да что я там возил — от штаба полка до штаба дивизии. Знаю, что штаб дивизии располагался в Верхних Бузиновках, это в сторону Дона. Но ты сам видел, оттуда немцы пришли.
— Всё равно нам надо на восток идти. Наши не дадут фашистам через Дон переправиться, ведь дальше Сталинград.
— А как идти? Места здесь открытые, степь кругом.
— Ночами пойдём, а днём можно в оврагах да в лесках пересидеть.
Алёшка с сомнением покачал головой:
— В здешних лесках прятаться — всё равно что под столом в комнате, в которой этот стол — единственная мебель. А может, к нашим прорваться? — он мотнул головой в сторону хутора.
— Полк в окружении, ты что, ещё не понял? Как ты через немцев проберёшься? А если и проберёмся, свои же пристрелят по ошибке, там сейчас такая каша. Давай пройдём сколько можно оврагом, посмотрим, куда он выведет.
Они пошли по дну оврага в сторону, обратную той, откуда доносились звуки стрельбы и взрывов. А по дороге ехали машины и бронетранспортёры, набитые немецкими солдатами. Скоро всё это вражеское войско обрушится на зажатый в тиски полк.
Шинкарёв, сидя на заднем сидении «Волги», смотрел на город, в котором не был больше сорока пяти лет. Да, Волгоград — это не тот Сталинград, который он видел в ноябре сорок второго. Тогда это был не город, а сплошные развалины, покрытые чёрным от копоти снегом. Сейчас Алексей Васильевич вряд ли узнал бы те места в городе, где проходили бои, в которых он участвовал. Да он и не пытался. Другое у него было на уме. Шинкарёв ехал на встречу с человеком, и этому человеку он решил открыть тайну, которую хранил большую часть своей жизни.
— Володя, останови, пожалуйста, где-нибудь, где цветы продают.
Володя, водитель «Волги», парень лет тридцати, кивнул головой:
— Сделаем, Алексей Васильевич, у нас в это время цветы на каждом углу продаются. Да хотя бы вон тётки сидят. Давайте я схожу. Вам каких?
— Я не знаю, выбери сам.
Телеграмму от Галины Васильевны Шинкарёв получил через месяц после того, как отправил письмо. Она написала, что выезжает, указала дату прибытия и номер поезда.
Шинкарёв выехал с запасом в сутки. Жене объяснил, что едет на встречу с однополчанами. В Волгограде находился завод смежников, с директором которого Алексей Васильевич был знаком заочно. Когда-то постоянно общались по телефону, решали производственные проблемы, спорили, иногда даже ругались. Директор принял бывшего коллегу хорошо, устроил в ведомственную гостиницу, выделил на три дня автомобиль.
Подъехали к вокзалу. До прихода поезда оставалось полчаса. Шинкарёв взял цветы, вышел из «Волги».
— Вас проводить? — спросил Володя.
— Нет, спасибо. Думаю, не заблужусь.
Алексей Васильевич зашёл в здание вокзала, поискал взглядом двери с табличкой «Выход к поезду». Волновался ли он? Да, наверное, ведь в какой-то степени предстояла встреча с прошлым.
Алёшкину сестру он никогда не видел. Она жила не в детдоме, а с бабушкой. Алёшка каждое воскресенье ходил, как он говорил, «домой», то есть к бабушке. У большинства детдомовских такой возможности не было, и Алёшке страшно завидовали.
Шинкарёв вышел на перрон, нашел свободную скамейку, сел. Он не помнил, чтобы Алёшка рассказывал что-нибудь про свою мать. Зато про отца говорил, что он был кадровым командиром и погиб во время советско-китайского конфликта на КВЖД, когда Алёшке было пять лет. Может, это так и было, а может, и нет. Детдомовские дети часто придумывают себе родителей, обычно в те годы это были лётчики, полярники, военные. Своих родителей он не помнил по той простой причине, что был подкидышем. Весной двадцать четвёртого его, завёрнутого в одеяло, нашли на крыльце приюта.
Шинкарёв посмотрел на часы: скоро уже. Поднялся, стал прогуливаться по перрону. Как воспримет Алёшкина сестра всё то, что он хочет ей рассказать? Поверит ли?