Наше время
Когда-то здесь я претерпела самую мучительную боль, но так и не смогла обрести долгожданную свободу.
Первые капли дождя заставили отвлечься от воспоминаний.
Нужно идти обратно. В дом, для которого я собираюсь рисовать новые воспоминания.
Глава 4. Маленькая трещина и стены
Всю свою жизнь, с тех пор, как я помню себя, мне всегда снились очень яркие сновидения. Помню, в детстве постоянно видела один и тот же сон, бессмысленный по своей сути, но после него оставалось горькое, ужасное чувство потери. Хрупкая балерина, почти девочка, которая ходит по канату. В какой-то миг ее нога подворачивается, она падает, разбивается на камнях, поросших мхом тяжелого зеленого цвета. Я просыпаюсь в слезах, бегу в туалет, запираюсь и реву – маленькая напуганная девочка. В таком состоянии меня всегда успокаивал отец – грозный высокий мужчина, который души не чаял в своей семье, хоть у нас и не было принято показывать свои чувства. В потоке слез и тьмы, заполнивших мое детское сознание, только его голос выводил меня к свету, словно тонкая нить, связывающая наши родные души. Потом эта нить навсегда оборвалась. А кошмары воплотились в реальность.
Несколько лет назад
- С днем рождения, гызым! – папа крепко обнял меня, не разутую и только вошедшую в дом. Сбоку стояла мама, держащая ягодный торт с зажжёнными свечами, и Лами, с блестящими от предвкушения глазами. Мне исполнялось восемнадцать лет, и я впервые смогла уговорить родителей отпустить нас с сестрой справить день рождение с моими подругами.
- Намик, как-никак, наша девочка уже взрослеет! Умница и отличница, сама поступила на бесплатный факультет русской филологии, сама сдает экзамены, хоть немного праздника она заслужила! – мы подслушивали с Лами разговор родителей в кухне, тихонько хихикая от волнения и ожидания. Папа смешно сводил густые брови, одновременно пытаясь есть ярпаг долмасы. В итоге за день до дня рождения он разрешил справить его так, как я захочу. А мне хотелось отметить его с Кянаном.
Осенью я поступила в Бакинский Государственный университет на факультет русской филологии. В первый день двор учебного заведения был переполнен до отказа. Студенты, которые только поступили, рассматривали с восхищением новый корпус, желая оказаться в знаменитой "столовой" БГУ, помещение которой походило скорее на дворец торжеств, нежели на студенческую обеденную. Как это обычно бывает, старшекурсники, освобожденные от вступительной речи ректора, тоже присутствовали. Но не из-за великой любви к альма-матер, а потому что совсем зеленые студентки, в большинстве не имеющие каких-либо отношений с противоположенным полом, привлекали их внимание. Многие ребята были с родителями и родственниками. Я заметила в толпе пару расчувствовавшихся девушек, утирающих слезы счастья из-за поступления в великий БГУ, основанный самим Мамед Эмином Расулзаде. Созданный университет был одной из заслуг в сфере культуры в эпоху существования АДР. Я же не ощущала особой радости или печали. Для меня поступление оказалось просто еще одним выполненным пунктом своего идеального жизненного плана на пути к свободе.
Дни проходили за днями, я училась как и в школе на «отлично», хотя объем изучаемого материала был слишком большой. Наверное, справлялась, потому что с детства обожала литературу, и все еще иногда писала свои зарисовки. Ежедневные походы в библиотеку с группой веселых однокурсниц скрасили мое время непринужденным дружеским общением. С этой поры родители перестали делать замечания по поводу задержки в университете либо вылазки в выходные дни с подругами в город, за покупками и приятным времяпровождением. Постепенно тиски родительского контроля ослабевали.
Первые наши дни рождения с любимым мы не могли справить вместе. Спустя год и восемь месяцев тайных отношений Кянан все чаще стал уезжать в Украину. Мы мало переписывались, еще реже говорили по телефону. После моего вступительного экзамена мы больше ни разу не смогли увидеться. Время же словно застыло, меняя меня, заполняя мою юную душу грустью и странной тоской по кому-то неведомому. Сестра говорила, что все от того, что я скучаю по Кянану. Я уговаривала себя думать так же. Любила ли я его? Мне казалось, да. Любила больше страха перед каким-либо наказанием. Он сам оказался моим наказанием. Я стала находить его фотографии в социальных сетях с разными девушками на различных вечеринках. Не могла говорить об этом кому-либо. Почему же я у него ничего не спрашивала? Спустя несколько лет я возненавижу за подобное отношение саму себя, но пока еще было рано. Я перестала узнавать Кянана, и изменения, произошедшие в нем, сводили меня с ума. Что случилось с понимающим и чутким парнем, в которого я влюбилась? Что произошло с человеком, который тайно приходил по вечерам под балкон нашего дома в два часа ночи, лишь бы поговорить со мной оттуда? В последний наш разговор он говорил в странной шутливой манере, немного развязной и пошловатой. Не привыкшая видеть его таким я вскоре попрощалась под предлогом сна, но потом еще долго глотала соленые слезы обиды. «Он же парень» - вот единственная фраза, которая вбивалась мне в голову с самого детства, и которой я находила оправдание всем поступкам Кянана. Я прятала испытанную боль глубоко внутри, не смея поделиться ею даже с Лами. И боль постепенно меня ломала.