— Её тело нашли в прачечной вашего района.
— А, поняла.
— Вспомнили? Вы знакомы?
— Я сказала поняла, а не то, что я знакома с ней.
— Вы знаете, что произошло?
— Её убили если верить новостям по телевизору.
— Верно, а знаете как?
— Нет.
— Она была истощена, будто умирала несколько недель без воды и еды.
— Считаете, что она в прачке голодом себя морила несколько недель?
— Нет, так я не считаю. Вы последняя кто видел её.
— Поэтому меня обвиняют?
— Тебя никто не обвиняет Оливия.
— Тогда зачем я здесь?
— Девушку убили. Это могла быть и ты.
— С чего ею могла быть я?
— Считаешь целью являлась именно она?
— Я считаю? Вы серьезно? Я больше не хожу в эту прачечную даже днем, мне жутко просто зайти туда!
— Хорошо. Куда ты отправилась после того как постирала свои вещи?
— Домой. У нас камеры на каждом углу, не верю, что вы не смотрели записи, — усмехнувшись, откидываюсь на спинку стула.
— Конечно смотрели.
— Тогда к чему…
— Я обязан задать тебе все эти вопросы, — перебил красавчик.
— Ну так я ответила на них?
— Это не всё.
— У нас дети одни дома остались, — встряла тихонечко мама.
— Когда придет адвокат?
— Он не придет, — ответила на мой вопрос она.
— Но ты же сказала, что он едет, разве нет?
— Теперь нет.
— Вы можете ехать домой.
— Серьезно!? — Вскакиваю на ноги.
— Не ты.
— Но как я оставлю Оливию одну?
— Она подозреваемая, но доказательств прямых нет, поэтому пока мы с ней просто беседуем.
— И сколько времени вы будете с ней беседовать?
— Больше шести часов мы не имеем право задерживать её.
— Это если не найдете доказательств, — констатирую факт.
— Верно.
— На самом деле думаете, что это сделала я?
— Я никогда не следую инстинктам или догадкам. Только конкретным и неопровержимым доказательствам.
— Езжай мам, если, что-то случится дома, то ты себя винить будешь, а со мной будет всё хорошо.
— Оливия?
— Обещаю, мам, — провожаю её взглядом.
— Итак.
— Я больше ничего не скажу.
— Что? — Уставился на меня Константин.
— Давайте бесплатного адвоката, который мне положен, тогда продолжим разговор, — закидываю ногу на ногу нагло глядя в глаза мужчины.
— Это при матери ты такая послушная была?
— Я не послушная, вы ошибаетесь и при ней тоже.
— О чём ты?
— Долго будете делать вид, что не узнали меня?
— В смысле, мы встречались раньше?
— Пх, да господи весь город в курсе, а вы нет? С неба упали?
— Что ты несешь?
— Всем плевать кто сделал это на самом деле.
— Почему ты так считаешь?
— Куда ушел тот жирдяй?
— Жирдяй?
— Ага, этот кит, который пол года назад вел моё дело. Там сидит, за стеклом? — Выставляю средний палец направив на зеркало.
— Амьенская?
— Ну раньше была такой. Дошло наконец? Ну всё, можете дальше не искать никого, как и тогда обвините меня в преступлении.
— Какая связь?
— Меня спрашиваете? Пхах, так вы и расскажите какая, мне тоже интересно послушать.
— Я хочу найти реального преступника, поэтому прекрати это делать, — перевернул он страничку каких-то бумаг на столе.
— Что это? — Донимаю человека.
— Это не шутки, в эту минуту настоящий преступник может совершает новое убийство, а ты не хочешь сотрудничать.
— Так вы меня не подозреваете в этом?
— Я не вёл твоё дело пол года назад, но читал материалы.
— Ваш вердикт?
— Никаких весомых улик не было, поэтому твоя вина не доказана.
— Ну а если найдутся, поверите, что это сделала я?
— Что можно было сделать, чтобы автобус взорвался?
— Ну бомбу приволочь, вам ли не знать?
— Не было на месте катастрофы ничего найдено, с собой бы ты тоже ничего не унесла.
— Так и почему обвинили меня?
— Потому что осталась одна в живых? — Не уверено спросил он.
— Это грех получается, что все мертвы, а я нет. Как это получилось?
— Хотелось бы услышать это от тебя.
— Я не знаю, ясно? Я спала в этот дерьмовый момент, а проснулась уже на носилках. И знаете, что мне сказал врач? «Только ты знаешь правду», а я не знаю эту правду и не хочу знать, потому что увидь я как мои одноклассники разлетались по горящему автобусу, как им отрывало руки и ноги, как они кричали, я бы слетела с катушек! Мне итак снятся сны как они корчатся обожженные от боли, а знаете какого это просыпаться в поту от таких кошмаров? Но оказалось страшнее было дальше, родственники погибших детей обвинили во всём меня. В школе меня начали оскорблять и называть убийцей, те у кого были братья и сестры решили наказать меня самостоятельно, поджидая после уроков, меня кидали в мусорные баки закрывая крышки, обливали всяким дерьмом, но чаще просто пинали налетая небольшими группами.