почти восстановился.
— А сердце у тебя не болит? — спросил ректор.
— Сурим, если хочешь, что-то спросить — спрашивай!
— Я и спросил: сердце твоё как? Не болит? Когда увидел сегодня Киру с
Марлоном, не узнал её. Такая красавица! А пришла на бал с другим! Как ты такое
допустил, Итан?
— Сурим, сейчас наверняка есть дела по важнее, — хотел раздражённо ответить,
но сил было мало даже для нужного тона голоса.
— Нет. Сейчас я должен знать, к чему готовиться, если девочка не
выкарабкается. Бертрам написал в отчёте, что влил в неё практически весь свой
резерв, но безрезультатно. Вся надежда на целителя императорской семьи. А сейчас
я думаю, кому сообщить о её состоянии, потому что в личном деле ничего нет.
Ректор явно был зол.
— Раньше об этом не задумывался, решил, узнаем всё со временем. Кто знал, что
будет такая необходимость? А вот как получилось! — продолжал злиться ректор.
— Я тоже не спрашивал. Она мало, что о себе рассказывала. Всегда уходила от
темы и говорила только о том, как отсюда вылететь.
— Да, жалоб преподавателей я начитался. За десять лет столько не набралось,
сколько она за два месяца скопила. И как только фантазии хватает! У магистра
Ильгиза скоро сердечный приступ будет только от её имени!
— Не похоже, — сказал, прежде чем подумал. Глаза ректора сразу загорелись.
— Ревнуешь? — спросил он.
— Нет, — соврал ректору прямо в лицо. Он раскусил меня. Усмехнулся.
Кристалл засветился.
— Целитель прибыл. Жди здесь, — сказал он и быстро вышел из кабинета.
Следующие пять дней были ещё хуже. Я следил за ходом расследования.
Каждые пару часов слышал от двух сильнейших и умнейших целителей империи, что
состояние Киры прежнее, а они бессильны. С каждым допросом Оскар Агилле
становился более злым, а после окончания исследования места преступления
потребовал все личные дела и закрылся в кабинете. Следующие два дня он провёл
там. А на утро третьего заявился в кабинет ректора с бумагами и потребовал
объяснений.
Оказалось, что он дошёл до личного дела Киры и решил, что кто-то над ним
поработал. Весь день он потратил, допрашивая всех о ней.
— У вас в академии первоклассный шпион! — заявил он нам, утром четвёртого
дня.
— И кто же? — усмехнулся ректор.
— Адептка Кира.
Ректор и магистр поперхнулись воздухом.
— Она не шпион, — уверенно заявил магистр.
— С чего вы так решили? — спросил ректор.
— Я опросил всех, кто с ней хоть как-то сталкивался и выяснил только то, что у
неё были или есть родители. Возможно, она не единственный ребёнок в семье. Она
вроде того же возраста, что и другие первокурсники. Она достаточно хорошо во всех
предметах разбирается, чтобы помогать другим учиться.
— Разбирается в предметах? — спросил, почему-то у меня ректор.
— Да, — ответил честно.
— Тогда почему у неё по всем предметам ноль баллов? Хотя нет, не отвечай. Сам
знаю!
— И самое главное, с момента своего появления здесь, она совершает диверсии.
Одну за другой. Вероятно, испытывала защиту академии перед нападением.
— Нападение не её рук дело, — уверенно сказал магистр. — А все её действия
направлены на исключение из академии.
— Исключение? — удивился следователь. — Что за глупости? Сюда мечтает
поступить каждый! Больше похоже на прикрытие. Тем более, я уверен, что все
доказательства были уничтожены её заклинанием. Она отлично избавилась от улик!
Чтобы там ни было, как только адептка Кира придёт в себя, мои люди возьмут её под
стражу. Когда её состояние придёт в норму займусь допросом лично!
Мне были неприятны его выводы, но поделать нечего. Пока он считает её
виновной в покое не оставит.
На утро пятого дня обнаружили, что одного из адептов третьего кура не
досчитались среди допрошенных. Более того, оказалось, что при перекличке, его
друг соврал, сказав, что он в комнате. После повторного допроса выяснилось, что с
момента взрыва его никто не видел. А друг соврал потому, что парень неоднократно
покидал академию с ночёвками.
Вечером этого дня целители сообщили, что Кира пришла в сознание. Мы как раз
сидели в кабинете ректора, когда ему пришло сообщение. Совещание было решено
прервать, и мы вчетвером, как ни странно, отправились в целительский корпус.
(Кира)
Пробуждение было… странным.
Когда мне с большим трудом удалось открыть глаза, на меня согнувшись смотрели широко раскрытые глаза мужчины. Лицо его было незнакомым. А ещё, всё виделось словно через плёнку.