Я поперхнулась виски и закашлялась.
— Ну хоть «Джим Бим» для тебя оказался слишком крепким, — заметил отец. — Не узнаю свою девочку. Ты спокойно пьешь спиртное. В нашей семье женщины так не делают. А кто научил тебя курить?
— Ты его… — прохрипела я, пытаясь совладать с кашлем, — не знаешь. И вряд ли я хочу… чтобы знал.
— Кто-то из пациентов? — насторожился отец, но тут же сам махнул рукой. — Ладно, не отвечай. Чувствую, Монтгомери баловал тебя и давал слишком много свободы.
— Да уж, — хмыкнула я.
— Как вам это удалось? — пробормотала я, когда загадочный мистер Дружеч усадил меня в электромобиль и тронулся с места, оставляя позади мрачные стены психиатрической лечебницы.
— В нашем мире все продается и все покупается, — ответил он, и только сейчас в его речи стал заметен легкий акцент.
— Вы не шутили, когда говорили, что купите меня?
— Нет, не шутил. Монтгомери и я давние партнеры. Он продает, я покупаю. Цена фиксирована, условия сделки давно проверены временем.
Только теперь до меня стал доходить смысл его слов. Незнакомый мужчина утверждает, что купил меня у главврача. Автомобиль движется по шоссе в неизвестном направлении. Внутри шевельнулось нехорошее предчувствие. Вот так и попадают в рабство.
— Не бойся, — тут же отреагировал Дружеч.
Он оставался спокоен и лишен эмоций, но мои эмоции считывал по-прежнему прекрасно.
— Тогда объясните, зачем я вам понадобилась, и куда мы едем.
— Ты когда-нибудь подбирала кошку со сломанной лапой на улице? — он смотрел на дорогу и даже не повернулся ко мне. — Или сбитую машиной, но еще живую собаку? Ты знаешь, девочка, что такое милосердие?
Я покачала головой. Ничего такого.
— Монтгомери никогда не продает кого-то, если не уверен, что не появятся родственники. Ему не нужны проблемы. Он легко продал тебя, а это значит, что ты никому не интересна в этом мире. Никто не научил тебя справляться с собственной сущностью, предпочтя списать, как сумасшедшую. Я соврал тебе, сказав, что ничего не чувствую. Мне всегда хочется плакать, когда езжу по лечебницам и вижу таких, как ты. Вот, что такое милосердие.
Я нахмурилась, затем усмехнулась.
— И вы думаете, что я в это поверю? В доброго дядю, который решил спасти меня? Я же не вчера родилась! Учтите, спать с вами я не буду! Если это не устраивает, лучше сразу верните обратно.
Мистер Дружеч на секунду оторвал взгляд от дороги. Я почувствовала и прочла в его взгляде жалость.
— Тебе понравится в моем поместье, — произнес он. — Там много зелени и воздуха. И безопасно. Спать со мной не надо. Спать надо только с тем, кого любишь. Но таким, как мы с тобой, лучше не любить. Считай это первым уроком.
Я покосилась на него.
— И где это ваше поместье?
— В Румынии. Можешь взять из бардачка свой новый паспорт. И держись крепче, дальше идет скоростное шоссе, и нам нельзя опоздать на самолет.
Сама не знаю, почему я тогда поверила ему. Может быть, от того, что чувствовала его искренность. А может, потому, что нащупала, наконец-то, дно и поняла, что перестала тонуть. Оставалось лишь хорошенько оттолкнуться…
…Едва я вышла из кабинета отца, как ко мне вихрем в облаке бирюзового платья подлетела Сара.
— Дженни, неужели это правда? Ты остаешься? — возбужденно защебетала она, схватив и сжав мои пальцы.
— Да, — я аккуратно высвободилась из ее хватки и еле поборола желание вытереть руки о штаны.
— Я собираюсь устроить званый вечер в твою честь! — Сара тут же поднесла указательный палец к моим губам, предвосхищая готовое вырваться возражение. — И не спорь. Благотворительный вечер. Будут только наши друзья и несколько знакомых. Передадим средства в фонд помощи детям-сиротам. Познакомлю тебя с парой очаровательных молодых людей. — Она потрясла в воздухе сжатыми кулачками в знак восторга. — Тебе давно пора занять незаслуженно потерянное место в обществе.
Я устало посмотрела на нее. Чрезмерная эйфория, подкрепленная капелькой актерского таланта. Кто-то из нас двоих сейчас походил на не в меру радостную пятилетнюю девочку. И это точно была не я.
— Пожалуй, откажусь. Веселитесь без меня.
— Нет. Нет! — Сара снова схватила мои руки. — Нельзя. Скандал! Будут деловые партнеры отца.