<p>
Я не боюсь</p>
Они пошли в старый парк, когда солнце уже клонилось к закату. Не лучшее время для прогулки в подобное место. Но Анна сказала, что это лишь добавляло интереса. Тими и Ром согласились, пусть каждый и назвал её дурой-глупой. Конечно, только в мыслях. Выказать свой страх перед девчонкой, стало бы позорнейшим из всех позоров. Тем более, если эта девчонка тебе... ну, нравится.
Дом на холме прежде считался богатейшим во всей Ольвской округе и когда-то принадлежал семье Оркриджей. Оливер Оркридж - наследник купеческого рода торговал зерном и медовухой, нанимал раз в год корабль на восток за дорогими шелками, где только и умели их шить, а также владел несколькими фермами, держа наёмных работников в железных рукавицах. Кроме того, он слыл в близких друзьях (а заодно и кредиторах) у доброй половины городских нобилей. Ходит байка, будто лет двести назад первый из Оркриджей, получивший здесь в лен участок земли, начал сколачивать своё состояние с того, что продавал крестьянам особый навоз. Брать простой у него никто бы не стал, как говорится, спасибо, своего хватает. Другое дело - навоз особый. Якобы, он смешивал его из строго выверенных долей коровьего, лошадиного и свиного помётов, с добавлением перегноя и иглишника. И, опять-таки якобы, именно данная смесь позволяла получать с той же скудной земли двукратный урожай, супротив обычного.
Всё это было враньём. Наверное.
Но денежки у Оркриджа водились, и после смерти он оставил сыновьям неплохое наследство. А те, не будь дураками, пустили его в оборот, приумножая барыши похлещи папаши.
Нынешний Оркридж ввязывался в самые рисковые сделки, если те сулили прибыль, и ни одна монета не проскользнула бы мимо его цепких пальцев, коли он положил на неё глаз. Так что, содержать выстроенный ещё дедом двухэтажный особняк с огромным прилегающим парком, где кусты были подстрижены в причудливые формы и цвели лучшие розы в округе (может и удобряемые особым навозом), он мог себе позволить. Народ ходил смотреть на богатый дом, увенчавший вершину холма на городской окраине, как на местную диковинку. И приезжую родню водил смотреть.
Продолжалось это ровно до тех пор, пока с Оркриджами не случилась та жуткая история, когда за одну ночь не стало ни самого Оливера-богача, ни его жёнушки, ни двух их детишек. Собственно, с той ночи особняк на холме и начали именовать, не иначе как проклятым.
Фамильное гнездо позже не раз перепродавалось. Ольвские богатеи, желая покрасоваться, спускали на него свои состояния. Но, сколь бы ни являлось в дом новых хозяев, дольше пары месяцев никто из них в нём не задерживался. Длилось так лет десять, а потом особняк вовсе бросили. Никто не хотел покупать его и за самую низкую цену. Даже колченогую мебель с бархатной обивкой удалось распродать лишь частично. И то верно - кому нужно недоброе место, к которому и при свете дня подойти-то страшно, как и любая вещь, носящая на себе его отпечаток? А то, что городской храмовик отслужил очищающий молебен, народ в его успевшем устояться мнении насчёт старого особняка нисколько не переубедило.
Дом стоял брошенный с наглухо заколоченными окнами. Черепичная крыша просела с южной стороны. Изъеденные дождями и солнцем доски фасада обветшали, приобретя серый, уже совсем не представительный вид. Постепенно особняк превращался в мрачного призрака с торчащими рогами каминных труб. Проходящие мимо продолжали коситься на него, но теперь по другой причине, и осеняя себя при этом святым знамением.
Вместе с Оркриджами не стало и их садовника Уилли. Никто более не следил за приходящим во всё большее запустение парком. Деревья и кусты в нём быстро приобретали дикий вид. Яблони с вишнями плодоносили, как и прежде, а вот удобренную землю цветников заполонили сорняки и разросшаяся сверх всякой меры малина. Городские власти махнули на особняк рукой, ожидая, когда тот сгниёт и развалится сам по себе, перестав мозолить взгляды. Странно, что за минувшие годы его ещё не поджог какой-нибудь доброхот или разгулявшаяся молодёжь.
Но не подожгли.
Детвора со всех концов Ольвска знала историю дома на холме. Более того, по установленной неведомо кем традиции самые отчаянные стремились побывать в нём, дабы доказать своё мужество. Требовалось влезть через выломанную доску окна и пробыть внутри какое-то время. Можно прямо у окна. Конечно, при этом должен был быть свидетель, подтверждавший, что храбрец заходил в дом на самом деле, а не только в своих заверениях.
Ни Тими, ни Ром в особняке ещё не бывали. А девчонки туда тем более никогда не совались. Но Анна любого мальчишку за пояс заткнёт. Она-то их и подбила, хотя они собирались пройти испытание только на следующее лето. Даже поклялись друг другу в этом. Вообще-то, некоторые уже дразнили их "маленькими сосунками", и даже переросток Ван-оглобля, что как и Тими месил глину в гончарной у мастера Зильбера - про него говорили, что вымахал он с тролля, а ума осталось как у десятилетнего, и кроме замеса глины иной работы ему не доверяли - утверждал, что сам он уже сто раз лазил в особняк. Его дружок Ранд ему поддакивал и насмехался над ними, хотя был старше их всего-то на три годка.
В общем, всё сложилось одно к одному. Только явились сюда они уже к вечеру, а не в полдень, когда ходили остальные. Но, если Анна что-то вбила себе в голову, спорить с ней бесполезно. Проще было упросить валун сползти с места.
Они втроём пересекли парк по мощёной дорожке, некогда тщательно выметенной, а теперь сплошь заросшей травой. Ром сорвал с нависающей ветки маленькое зелёное яблоко. Откусил, сморщился и выплюнул.
- Фу, горькие.
- Что, проголодался уже? - поддела крепыша Анна. Сама-то тоньше тростинки, кажется, дунь и сломается.
- Я сегодня рано пообедал, - чуть смущённо оправдался Ром.
- А у меня сейчас и кусок пирога в рот не полез бы, - признался Тими.