Он провалился в подвал старого заброшенного дома. Ну и что. Случается, бывает, всякое говно, как говорил порой отец. Но потом всё всегда возвращается на круги своя. Так говорил уже храмовик в церкви. К тому же это взрослые попадают в плохие истории, а с детьми не может случиться ничего "по-взрослому" плохого. Творец на Небесах присматривает за малыми чадами. Об этом храмовик тоже говорил. Потом он ещё посмеётся над своим приключением. Настоящим приключением, а не выдумкой, которые они сочиняли, чтобы попугать друг друга, гуляя по здешнему парку. Тими ещё будет ему завидовать. А девчонки (и Анна тоже) таращить глаза, - дескать, как это он не спятил, оставшись один в кромешной тьме. Полной жутких страхов. Уж он найдёт, что им рассказать. И может, сорвёт несколько поцелуйчиков (и у Анны тоже). Всем девчонкам нравятся герои... Скорей бы только его приключение закончилось. Скорей бы наступило это "потом". Он даже сходит в церковь и поставит свечку.
Кругом было темно, но ещё и совершенно тихо. Как будто прямо над ним не ходили Тими с Анной. Но, если они сбежали, то никто и не ходил, и половицы не скрипели не под чьими шагами.
Нет, Тими не сбежит. Он его лучший друг. А Анна самая смелая девчонка, какую он знает. Они просто не знают, как ему помочь.
Если всё же нет... Он продолжит бродить во мраке, натыкаясь на стены, сколько хватит сил. Потом упадёт. Будет долго-долго плакать, зовя на помощь, ещё на что-то надеясь. Всё напрасно. Тогда ему останется лишь умереть. И он умрёт.
С новой силой хлынули горячие ручьи. Ром ощутил на губах соль. Он уже не думал, что рыдает как девчонка. Да если бы кто увидел его в этот момент и назвал девчонкой, - он расцеловал бы его от счастья!
Сверху словно протопал огромный бык. Доски пола первого этаж заскрипели, с них в глаза Рому осыпалась пыль. Звук шагов накатил и стал отдаляться.
Ром отвалился от перегородки и поспешил за ним в след.
- Тими! Это ты?! - закричал он так, что сам испугался своего надрывного вопля. - Тими! Я здесь! - И уже тише: - Не бросай меня тут!
Он бежал, цепляясь руками за доски стен, бежал наугад, ничего не видя, совсем не различая дороги, бежал за звуком шагов, давно затихшим наверху. Он плутал один в подземелье, в бесконечной пещере в самой глубине непроницаемых земных недр.
Если бы он служил у Оркриджей как мать Анны, не соглашался бы спускаться в этот подвал, даже имея самый яркий фонарь! Даже если бы за ним гнался безумный Уилли со своими ножницами, чьи лезвия в локоть длиной, чтобы удобней срезать лишние побеги на кустах и не только...
Не слушать гадкий голосок в голове, что нашёптывает всякие ужасы. Ему вообще ни о чём не надо думать. Просто идти вперёд.
Где-то здесь должна быть дверь.
Ром подтянул штаны, утёр нос, из которого вдруг потекло (это всё от холода, - сказал он себе). Он вытер что-то как вода. Иногда у него начинала идти кровь носом, тогда приходилось долго лежать с запрокинутой головой и куском льда - если была зима - на переносице. Слава Богу, сейчас не кровь.
Когда проход меж двумя рядами клетей, где он шарахался от стены к стене как пьяный, закончился, и Ром очутился в пустом пространстве без всяких опор, он даже растерялся. А уж когда чернильный мрак разрезала полоснувшая его по глазам слепящая вспышка света, тут уж Ром не сдержался и завопил дуриком.
Он рванулся бежать. Бежать и орать во всё горло! Хромая нога заплелась. Ром растянулся на земле, скорчившись и прикрыв лицо ладонями. Волна боли, хлынувшая из вновь подвёрнутой ступни, пресекла его крики... Он лежал некоторое время без движения, ощущая, как по штанам расплывается тёплая мокрость, способный лишь дрожать и хлюпать носом. Ром плакал, пока боль в ноге всё же не отступила.
Свет продолжал освещать пространство подвала. Ром видел его сквозь пальцы. Он уже не казался таким слепящим. Скорее тусклым. Ром убрал ладони от лица и посмотрел вверх.
Источником света служил рожок масляной лампы, висевший на стене. Стеклянный колпак, прикрывающий пламя, закоптился, и с него свешивались бороды паутины. Лампа едва разгоняла мрак. Конечно, Рома испугала не яркость света, а его внезапность.
И то, что лампа зажглась словно бы сама по себе.
Если рассуждать здраво, кто-то всё же должен был приподнять колпак и поднести горящую лучину. Но Ром не заметил никаких горящих лучин. Пламя вспыхнуло сразу. Лампу никто не зажигал.
Он скосил глаза чуть правее. Там, у самых балок, помещалось подвальное оконце. Маленькое и узкое, хотя и не такое узкое, чтобы при желании он не смог бы через него пролезть.
Выход.
Тут уж мигом забылись все странности. Ром кое-как привстал с земли. Сначала на колени. Потом, очень осторожно на ноги. Подвёрнутую ступню он старался держать на весу и не ступать на неё. Его пошатывало, но он держался.
Ром подтянул штаны. Поморщился, ощутив их мокрость; они все были извожены в земле. Мать его убьёт. Ну и пусть. Лишь бы ему снова увидеть мамулю.
Медленно делая шаг за шагом, он побрёл к лампе и оконцу над ней. Теперь, когда в подвале имелось освещение, всякие глупые мысли чуть рассеялись в его голове.
Они как тараканы, - подумал Ром. Если кругом мрак, выползают из щелей, где до того прячутся невидимые. И начинают копошиться. Но, стоит загореться свету, тут же разбегаются и вновь их как ни бывало.
Ещё не дойдя до оконца, Ром понял, что оно ему не поможет. Достать до подоконника он ещё, пожалуй, достанет. Но и только. Ни подтянуться, ни, тем более, забросить на него ногу было уже ни в его силах.
Он стоял, задрав голову, и смотрел на блеклый свет, с трудом пробивавшийся через доски, которыми было забито окно, к тому же засыпанные с другой стороны палой листвой и грязью.