Нечего ей захлопываться!
А если её захлопнут? Например, старина Уилли, - не унимался мерзкий голосок в голове.
Уилли давно сгорел в своей хибаре в парке. Ром сто раз бывал с Тими и другими мальчишками на заросшем крапивой и полынью пожарище с торчащим посреди него закопчённым остовом печи. От садовника тогда, как говорят, даже костей не нашли, - всё обратилось в пепел. Тело Уилли забрал огонь земной, а вот его душа на века вечные обречена гореть уже в пламени адском!
Рука Рома нашарила угол комода, а может всё-таки стола.
Оркриджы что, сносили сюда ненужную мебель, которая уже не помещалась наверху?
И ты полагаешь, что сумасшедший Уилли, хладнокровно расправившийся с семьёй своих хозяев вместе с их маленькими детьми, сгорел во сне из-за случайно выпавшего из печи уголька?
Тими говорит: Оркриджей никто не убивал. Что они всего лишь переехали в другой город. А садовник... он же был сумасшедший! Он мог таким образом покончить с собой!
Конечно. Тими знает всё на свете... Значит, Уилли сжёг себя заживо? Не придумал менее мучительного способа умереть? О, нет. Убийца испугался, что народ устроит над ним расправу за содеянное, и хотел обезопасить себя. Мертвеца ведь никто не станет искать. А что поможет в этом деле лучше, чем огонь? Да такой, что не оставляет даже костей.
Его ноги вдруг приросли к одному месту, не в силах сделать шагу ни вперёд, ни назад. Он крепче вцепился в угол комода - или стола - и на миг закрыл глаза: их всё равно заполнял мрак, но другой, не опасный.
И зачем он, дурак, ушёл от светлой дыры? Ему что, там плохо лежалось? Там он хотя бы видел Тими и тот мог его вытащить. Что за нечистая сила дёрнула его полезть в самую темень! Зачем он это сделал? Ну, зачем? Зачем он полез в эту комнату?
А мерзкий голосок шептал в самое ухо. Изнутри:
Всё было совсем не так, как думают в городе, дружок. Уилли всех обвёл вокруг пальца. Заставил поверить в свою кончину, заставил сочинять про себя жуткие истории, чтоб никто не осмеливался соваться в старый особняк. Туда, где все эти годы он продолжал обитать в одиночестве. Бородатым нищим, никем не узнаваемый, в обносках он ходил в город и просил подаяния, а по вечерам возвращался в свою берлогу... И до сих пор Уилли Кровавые Ножницы живёт здесь. Конечно, не в комнатах наверху, где его может увидеть кто-то из случайно заглянувших в щели окон (те же дети-сорванцы, играющие в парке, не смотря на строжайшие запреты родителей). Нет, он устроился подальше от сторонних глаз. В самом тёмном месте, куда никто не то что, не полезет по собственной воле, но даже не подумает сделать этого. Да-да, дружок, ты уже понял, где оказался...
Глупость!
Ром обхватил голову ладонями и яростно затряс ею.
Отец Тими сказал, что Уилли был лишь жалким пропойцей, сгоревшим в своей хибаре, нажравшись в усмерть и не закрыв растопленную печь. Оркриджи же просто убрались из города, где их никто не любил. И это вся правда, в которую он верит!
А какую правду тебе расскажет сам Уилли?
- Я выберусь отсюда! - прокричал Ром во всю мощь лёгких. Одновременно кричать и слушать разную дурь, что крутится в голове, невозможно. Вот и отлично!
Стол или что он там нащупал, был слишком тяжёлым, его он до окна не дотащит. Темень. Какая же темень. Разве может быть такая темень, что не различить собственных рук. Ни черта не видно!
- Господи, помоги мне... Обещаю, я больше никогда не буду бить бездомных собак и стравливать их с кошками!
Его все бросили, и он умрёт в этом чёртовом подвале! Но этого ведь не может быть. Не может быть...
Позади стола (всё же стола)... наверно, это кроватка. Даже две, одна подле другой. Две детские кроватки, огороженные стеночками из тонких деревянных прутьев, чтоб ребёнок не мог сам выбраться из них. Кроватки для маленьких богачей. У него-то имелась лишь подвешенная к потолку люлька. Досталась ему после сестры, а теперь перешла по наследству к его младшему братику.
Правильно, у Оркриджей было двое детей. Это их кроватки.
А за ними ещё стол, заваленный старой утварью: плошками и глубокими чашками, разномастными бутылками, вон металлический кубок с высокой ножкой и вроде как серебристой гравировкой. Среди всей этой беспорядочной свалки на столе Ром разглядел длинный нож с волнистым лезвием и ребристой рукоятью. На нём его взгляд задержался подольше всего. В стороне от стола, ближе к центру комнаты, помещался предмет похожий на высеченный из цельного куска гранита массивный куб. На его поверхности лежал... Показалось, что это выбеленный от времени рогатый козлиный череп. И, должно быть, это он и был.
Только сейчас, различив детали - гравировку на кубке и пустые глазницы черепа, затянутые паутиной, - Ром понял, что видит через мрак. Его пробрала новая волна озноба. Оно и не удивительно в такой ледяной дыре. Он продрог уже до костей. Костей, бррр...
Но почему он стал различать хоть что-то?
Разве лампа снаружи разгорелась ярче?
Ром перестал таращиться на стол с его содержимым и детские кроватки, брошенные здесь гнить за ненадобностью. Огляделся повнимательнее вокруг. Он же не просто так сюда зашёл.
Нет, светильник за дверью (а масло! откуда в нём масло?) никак не повлиял на его зоркость. Источник света, что разогнал мрак, находился в самой каменной кладовке. И им не была ещё одна чудо-лампа.
В левом от него углу, куда он до этого не смотрел, наливались холодным зеленоватым свечением (так же светились брюшки светлячков по ночам у речки) странные предметы. Три, вернее - четыре. Четыре штуки. Ром умел считать до двух дюжин, чем весьма гордился.
Пока он таращился на них, они "разгорались" всё сильнее. И делались более узнаваемыми.