Сквозь щели в ставнях окон пробивались лучи заходящего солнца, тускнеющие и бледно-алые, делающие обстановку в зале совершенно сказочной.
Вдоль стен здесь тоже стояли большие вытянутые вверх вазы-красавицы, покрытые - если их немного потереть - всё ещё блестящей глазурью. Недавно Тими тоже подарил ей вазу для цветов. Конечно, не такую красивую, зато он сделал и обжёг её сам. Анне захотелось, чтобы Тими - но не Ром - поднялся сейчас к ней сюда. А то она почувствовала себя вдруг совсем одинокой.
Сразу за лестницей располагалось широкое, забитое досками окно, занавешенное прежде белой и лёгкой как пух шторой - теперь драной серой тряпкой. Окно выводило на балкон, где гости, должно быть, любили постоять, вдыхая вечернюю прохладу и любуясь на закат. На балкон она не рискнула бы выйти, даже будь у неё такая возможность.
Анна немного посидела на мягкой скамейке у стены. Набивка её отсырела, и по ней ползали муравьи, ставших полноправными хозяевами особняка. Разве им не пора уже спать? Анна поднялась со скамейки, позабыв на ней свою палку.
С трудом, но она открыла единственную тут дверь - высокую, двустворчатую, с крупными металлическими ручками - и прошла в смежную комнату.
Анна ахнула и даже прикрыла рот ладошкой. Наверное, это была малая гостиная, где сеньора Оркридж принимала наиболее близких друзей.
У стены помещался камин наподобие того, что был в Зале, но выглядевший более изящно: с выпуклым узором из цветков. Возле него низкий столик и пара удобных стульев с высокой свинкой. На столике всё ещё стояли вазочки, малюсенькие блюдечки, чашечки с точно такой же синенькой каймой по краю и круглый фарфоровый чайничек - всё готово к приёму гостей. Вот только скатерть совсем истлела, и сами чашечки были прикрыты словно бы "салфетками" из клочьев запылённой паутины. Но, если не обращать внимания на скрываемые полумраком недостатки, можно представить, что хозяйка только что вышла из комнаты и скоро вернётся к чаепитию.
Анна подошла к столику и осторожно взяла одну из чашечек за хрупкую дужку-ручку. Вытряхнула из неё сор.
- Я бы сейчас тоже не отказалась выпить чашечку ароматного чая с клубничным вареньем. - С жеманностью она поднесла чашечку к губам (конечно, только поднесла, а не коснулась). На миг её нос даже уловил запах клубники, пальцы ощутили тепло...
- Кто тебе позволил трогать чужие вещи, грязная воровка!
Строгий скрипучий голос прозвучал так чётко, как если бы говоривший - вернее, говорившая, - стояла прямо за её спиной.
Анна взвизгнула и прижала руки к груди. Чашка выпала из них, ударилась о столешницу и со звоном разлетелась на десяток осколков. Анна заозиралась испуганной пичужкой.
- Я... я не хотела ничего трогать, - пролепетала она, будто и впрямь была маленькой воровкой, пойманной в чужом доме. Только, кому она это говорила?
Комната пуста. Света сквозь щели в окнах переставало хватать, и по углам залегли тени, но кроме стола с почерневшей от грязи посудой, скамеек и двух небольших шкафов здесь ничего больше не было. Хотя нет - со стен на неё смотрели портреты. Та же женщина со строгим взглядом, усатый мужчина и братцы-близнецы, теперь каждый по отдельности. Им что, не находилось других занятий, кроме как красоваться для всех этих картин? На гнилой обивке висело ещё несколько изображений цветов и птиц в маленьких рамках. Совсем маленьких рамках.
Анна увидела всё это мельком, она искала... Нет, рядом не виделось никого, кто бы мог отругать её за разбитую чашку.
Ни души.
Женщина с портрета смотрела так недобро, её чуть навыкате глаза словно пытались прожечь в Анне дырку. А эти кудрявые мальчишки не иначе как смеялись над ней, дескать, вот она и попалась, и теперь получит хорошую порку.
Анна отвернулась от них. Сердечко её, до того едва не выпрыгнувшее из груди, забилось чуть спокойнее.
Зря она ушла от Тими и... Рома.
Вдруг Анна снова ахнула.
А если говоривший спрятался в одном из шкафов?
- Что за глупость! - отругала она себя. - Если разговаривать сама с собой в таком тихом месте, ещё и не такое привидится.
Наверно, её испугал голос кого-то из мальчишек, донёсшийся снизу. Дураки, они и есть дураки. Анна оправило сарафан, приложила к разгорячённым щекам напротив ледяные ладони. И пошла в следующую комнату.
А разбившуюся чашечку всё же жалко.
Покинув малую гостиную, Анна оказалась в коридоре, что убегал налево к заколоченному окну в дальней стене. По обе стороны от него располагались двери комнат. Некоторые были раскрыты, словно приглашали войти и посмотреть, что за ними.
Справа коридор упирался в устроенную особняком комнату. Почему же эта комната сделана отдельно?
Туда она и направилась для начала.
Прикрывающие входную дверь бархатные портьеры отвалились и лежали на полу грудой тряпья. Вновь пришлось побороться с неуступчивой, разбухшей от сырости створкой. Отбив плечо, Анна всё же добилась своего. Так всегда учила поступать мама.
Отец, когда мама грозилась уйти от него, обещал найти и убить её. Говоря это, он, как это в основном и случалось, был пьян вдрызг. Но она всё равно собрала вещи в узлы, пока он в очередной раз валялся на полу в хмельном сне, взяла Анну крепко за руку и они ушли жить к маминой сестре на другой конец города. Тётка Ева приняла их, но сказал, что мама ещё пожалеет о содеянном. "Сама виновата, не сумела найти подхода к мужу и женскими уловками незаметно направлять его, и что лучше жить при муже, пусть иногда и дающим волю кулакам - ничего в этом нет больно страшного, не ты первая, ни ты последняя, такова извечная бабская доля, - чем одинокой брошенкой. Причём далеко не молодой. Это тебе совсем не тоже, что честное вдовство. Вы ж в церкви венчаны, до самой гробовой доски вместе связаны". Соседки были согласны с тёткой и осуждающе качали головами маме вослед. Отец быстро разыскал их. Приходил, кричал. Мама говорила с ним, сжимая в ладони большой кухонный нож, не позволяя себя даже коснуться. У Тими отец тоже когда-то пил, и им приходилось горько. Потом одумался и всё у них наладилось. Анна хотела бы вернуться домой, и чтоб отец стал таким, как раньше... Скоро отец умер, они его похоронили и вернулись в свой дом. Не сразу, но мама вновь начала улыбаться, хотя часто Анна замечала в её взгляде неизбывную грусть. Но так было всё же лучше для них обеих.