Камбетэ обернулся, вскочил.
— Они лезут! Смотри, они ведь лезут! Они что, живые?
— Ствол! Нож!
Камбетэ метнулся назад, вырвал из бурой каши тесак и разрядник, бросился к Хайдегу, упал рядом.
— Быстро назад, — бросил тот. — Следующий раз заряд будет не под ноги. Чтобы уже в следующий раз не тратить.
Они побежали назад, но там где раньше ничего не было теперь повсюду липла бурая паутина. Ее вдруг стало так много, что лес приобрел целиком бурый цвет. Белые точки бутонов качались вокруг и пестрели в глазах; они явным образом реагировали на приближающиеся тела — паутина поднималась снизу и раскрывалась навстречу. Наконец, ныряя в прорехах бурой пятнисто-белой завесы, они добежали до края леса, вырвались из-под деревьев, рухнули на сухую, упругую после рыхлых пластов перегноя землю.
— Мы уже высоко... Ты в курсе что значат зеленые циферки, Гуммо? Там, у тебя, слева внизу?.. Тысяча пятьсот пятьдесят пять, — сказал Хайдег, отдышавшись. — У нас этого не было, так что прощаю.
— Ну да, — скривился Гуммо. — Зато у нас было много другой дряни, — он поднялся, отошел от леса на три метра и рухнул. — Сука!
Хайдег пригнулся, присел. Камбетэ, отдираясь от остатков паутины, запаниковал, заметался.
— Тварь! — отодравшись, наконец, от липких нитей, он шмякнулся под дерево как мешок и пополз к Хайдегу.
— Не парься так, Кам, — усмехнулся Хайдег когда все стихло, дым рассеялся, пыль и труха осели. — Он уже близко, можешь не ползать. Толку уже никакого.
— Ну, и какого черта? То «ложись», то «не парься»? Где логика?
— Логика, Гуммо, в том, что намного выгодней не засветиться, чем тратить заряд на защиту. Простая? Он так близко, что «ложись» уже без толку. Он уже в зоне. Пока еще в неактивной, но нас читает уже стопроцентно, без экстраполяции.
— Желтое и мигает — оно, что ли? — Гуммо уставился стереоматом в пространство.
— Оно, Гуммо. Когда красненькое желтеет и начинает мигать — готовь сухие штаны.
— Ну, и где он тогда?
— Камбетэ, а ты-то? Ты-то ведь это уже должен знать. Статусы — святая святых. Их проходят на самом первом семестре. Что значит «минус один» в контексте антуражного боя? Только не говори, что не знаешь... Он там, Камбетэ, где вышли мы.
— И что нам теперь?
— Лежать, никуда не соваться.
Хайдег приподнялся и осмотрелся.
— А ты ведь поднялся?
— Мне, Гуммо, можно. Лежать.
Лес заканчивался, сменяясь черным кустарником с огнями цветков на ветках. Бурые валуны были достаточно высоки, но рассыпа́лись по открытой местности слишком редко. Хайдег сбросил на нос стереомат и долго стоял, изучая данные и соображая в каком направлении дорога была наиболее безопасна, и каким образом ее следует проложить. Он стоял так долго, что Гуммо не выдержал, приподнялся за ним.
— Ну что? Что ты торчишь как диспоз? Что будем делать, куда? Ползти теперь, что ли? До скал?
— Да. Здесь у нас ноль, везде.
Хайдег отполз к лесу, скрылся за деревом. Камбетэ и Гуммо заторопились за ним.
— Если оттуда мы его не замочим, — Гуммо выглянул из-за ствола и посмотрел вдаль на север, на цепь серо-фиолетовых скал, — то нам что теперь — до конца? Ползти?
Хайдег поднялся, углубился в лес, остановился, оглядываясь. Он стоял на краю царства бурых шнуров-паутин и алчных белеющих глаз. Паутина начиналась малозаметной между стволов сетью и уходила в глубь леса, растворяясь во мраке миллионами белесых точек.
— Между прочим на третьей шахте такого не было, — сказал Гуммо. — Она тоже тут рядом.
— Когда ты там был? — отозвался Камбетэ. — А сейчас через две недели дожди. Вот она выросла и ловит мигрантов.
— Кам прав, — кивнул Хайдег. — Она ловит всякую сволочь типа тех мелких ящериц. Которые падают с неба как... Кам должен хорошо помнить. И им здесь дорога одна — на север. Через эти вот дебри и дальше через хребет, — он указал стволом карабина на цепь северных скал.
— Интересно, чем она жрет? — Гуммо хмыкнул и потряс головой. — Да, не видел я здесь такого.
— Жрет вот этими белыми. Я видел что-то такое, в Три-три-один. Оно однолетнее. Нажирается, до кислоты, у него созревают споры. Дожди все вычищают. После них ничего нет, месяца полтора. Эти споры успевают закрепиться — что им там надо. Идем здесь, пока можно, — Хайдег оглядел живую полосу леса между краем и паутиной. — Держаться посередине, глазеть в оба.
— В Три-три-один, — отозвался Камбетэ. — Ты не рассказывал, что был в Три-три-один.
— Ну, я не обязан тебе обо всем рассказывать.
— И что ты там делал, хотя бы?
— Когорта сопровождения.
— А это еще что такое?
— Это, Кам, когда бежит не двадцать человек, а две тысячи.
— То есть?
— Понимаешь, Кам, Особых как бы не очень много. Их и так всегда было мало, а сейчас особенно. Чтобы передушить две тысячи таких кретинов как ты... Их не хватит со всей Галактики. Даже если они бросят всех остальных, ради тебя...
— Понимаю, хи-хи-хи... Помогал Особым душить кретинов. Которые тоже беглые с рудников, да? Ну и как? Много надушил?
— Не помню, Камбетэ, прости. Как-то было не до учета. Вперед. Через четыре часа начнет темнеть.
Они вернулись под навес леса и пошли, стараясь держаться как можно дальше от открытого слева пространства, пробираясь в опасной близости от ковра паутин справа. Вскоре паутина закончилась, подобравшись в глубину леса и рассыпавшись в полупрозрачном сумраке россыпью своих белых глаз. Впереди в просветах между гладкими полированными стволами забрезжило желтое небо.
Хайдег прошел на свет. Лес прерывался; местность впереди была промята впадиной, по отлогим откосам которой рассы́пались острые серые камни и багровые мочалки кустарника. Спустя километр деревья начинались снова и медленно поднимались наверх, к подножию фиолетово-серой скальной стены. По сторонам впадина продолжалась до самого горизонта — слева пересекая открытый простор и теряясь у далеких вершин, унизанных желтеющим снегом, справа растворяясь в низких желтовато-свинцовых тучах, нависших над бесконечным лесом.
Кряж, который возвышался над северной гранью леса, протянулся на весь горизонт. Спускаясь с северо-запада на юго-восток, он терял мощность, становился ниже и площе, зубья вершин округлялись и уплощались. Склон терял крутизну, но везде докуда хватало глаз казался неодолим. На всем протяжении имелось только несколько мест где его можно было как-то преодолеть — несколько клинообразных разломов, рассекающих бесконечную цепь на треть, на половину, кое-где больше; очевидно, именно эти прорехи в скальной стене дважды в год использовались мигрантами. Северный лес заползал на отлогое подножье этой бесконечной стены, и растворялся под серо-фиолетовым камнем.
Хайдег обернулся, взмахом приказал подойти.
— Смотрите, — он указал стволом. — Триста метров — и мы у расселины. Вон внизу. Задача — перебраться через эту расселину и — вдоль кромки... Видите? Камни там прикрывают отлично. Вдоль кромки обогнуть этот угол, — Хайдег, следуя маршруту, очертил стволом кривую. — Что там дальше — отсюда не видно. Но вон за тем камнем, если не зевать и не трясти громко яйцами, — он усмехнулся в сторону Камбетэ, — можно добраться до леса живым. Как понял?
— Норма, — отозвался Гуммо, изучая стереоматом маршрут. — Только... — он посмотрел налево, на угрюмую плоскость равнины под низким гнетущим небом.
— Мы выше пусть метров на тридцать, — кивнул Хайдег, — но этого хватит. Он до сих пор не в зоне, — Хайдег обернулся к Гуммо и тронул стереомат.
— Вижу, — хмыкнул Гуммо. — Вот оно, желтое... А что будет когда он будет в зоне?..
— Твое желтое замигает — противник в зоне, готов к бою, если не знаешь, — хихикнул Камбетэ. — И когда он будет в зоне, тебе уже не будет — ни до чего.
— Кам прав. Как всегда. Ноги в руки и быстро, — Хайдег шагнул от леса, перебежал к ближайшему валуну, обернулся, махнул рукой: — Ну!
Гуммо, помешкав и посверкав вправо-влево стереоматом, перебежал к Хайдегу. Камбетэ, также помешкав, помчался за ним. Хайдег вышел за камень, осмотрел пологий спуск к расселине.