— Там тоже растут какие-то пузыри... Когда созревают — лопаются только тронешь. И выпускают все семена на какую-нибудь тварь. А тварь их разносит. Тоже липнут всем роем... Гуммо, кретин, не ори. Не поможет.
Хайдег подошел ближе и оглядел липкий кокон. Внимательно присмотревшись, он поднял ствол и осторожно потрогал бугорчатую поверхность.
— Гуммо, кретин, не двигайся. Семена какие-то странные — живые... Или нет, Гуммо, — он убрал ствол и оглядел прилипшую к нему чешуину. — Это даже не семена. Это личинки. И тебе лучше от них избавиться пока они маленькие.
Гуммо, наконец, перестал орать и стоял, не двигаясь, неким лесным чудовищем. Хайдег надвинул на нос стереомат, просмотрел схему.
— Вот здесь есть река. Течет с гор — значит, течет с кислотой. Рукав той, которую мы переходили. И попробуем по ней пройти. Из-за вашего кретинизма у меня осталось двенадцать явных зарядов. Двенадцать!
Хайдег озабоченно оглядел статус-табло карабина.
— Если у него под крышкой останется хотя бы на один больше... Мне всегда везло на дегенератов. Не мычи, идиот. У тебя под крышкой еще немало, но — повторяю! — это ничего не значит. Особенно если учесть, что счет в данный момент пятнадцать-тринадцать, Гуммо, — ты в курсе? Не в нашу пользу. У нас в легионе даже самые поганые трусы так не сволочили заряд — как ты. Это я, например, про того паука — там, за хребтом. А он жарит и не жалеет! Повторяю, батарейка у него — не эта сопля, которую ставят в патрульный комплект.
Хайдег стукнул стволом карабина Гуммо по ранцу.
— Мой расчет только на то, что у него уже протухшая схема. Особым на операцию дают трое суток, и этого им всегда хватает. Даже на таких дегенератов, как ты. Поэтому они и Особые. Наша толпа давно в аккуратной кучке — можешь не сомневаться, — а мы тут играем в жмурки. Хотя на тэ-гэ-эс мне тоже рассчитывать не приходится. Она и так плохо живет, а здесь вообще болтается как шарик в периметре. Но вот схема у него без кое-каких деталей, и без существенных. У него схема с орбиты, а у меня локальная. Ты, Гуммо, в курсе какие это дает преимущества? В общем, нам сейчас надо пройти через это, — он оглядел частокол угрюмых столбов. — А там он свое получит. Ладно... С тобой и так разговаривать — что с чучелом, а сейчас тем более.
Они двинулись вправо на юг, вдоль черно-зеленой стены. Кожура «огурцов» играла тусклыми бликами. День разгорался, время шло, Хайдег торопил Гуммо, но тот едва двигался, едва переставляя облепленные личинками ноги. Наконец, уже в полдень, они вышли к реке. Это был неширокий, метров тридцать, желто-серый поток; он глухо булькал по камням, рассыпая тусклые брызги и испуская прозрачный дымок. Хайдег, подталкивая стволом, подвел Гуммо к воде и заставил войти по горло. Личинки пару минут держались, но затем начали отцепляться; поток уносил их прочь, и минут через двадцать Гуммо выбрался из воды без посторонней помощи. То что осталось на шлеме и стереомате Гуммо содрал руками; отмыл перчатки в маслянистой воде, упал на прибрежную гальку спиной, раскинул руки и ноги.
Хайдег не дал ему отдохнуть и снова погнал вперед. Поток рассекал чащу зеленых столбов извилистой трещиной. Они шли по левому берегу — вернее, у самых столбов по колено в воде, стекавшей по материалу костюма мутными жирными каплями. Гуммо брел спотыкаясь, падая на четвереньки, роняя карабин, который втыкался стволом в каменистое дно, поднимался, брел снова, чтобы снова упасть через полсотни метров.
Когда температура достигла дневного максимума, из леса столбов стал доноситься треск. Хайдег внимательно оглядывал черно-зеленую стену, ожидая новых проблем. Проблема явилась с неожиданной стороны — сверху. Хайдег, наконец, посмотрел в небо, и увидел как на высоте метров двенадцати плывет, дрейфуя по ветру, огромный столб-огурец. Пока Хайдег соображал чем это может закончиться, столб разорвался, и туча личинок стала распространяться в воздухе.
Это произошло в двадцати метрах по курсу; Хайдег остановился, ожидая куда понесет адскую сеть ветер. Личинки понесло навстречу — облако распухало и вот-вот должно было коснуться реки. Хайдег окрикнул Гуммо и бросился вправо. Облако поравнялось с ним когда он оказался в дымящей воде по горло; сеть личинок пронеслась мимо. Гуммо спасло то, что он в очередной раз оступился и рухнул на четвереньки — сеть личинок проплыла не задев никого. Хайдег поднялся, подошел к Гуммо, выдернул из воды, подтолкнул, пошел дальше.
Теперь каждый раз когда над полосой реки появлялся очередной столб, Хайдег и Гуммо отходили по пояс в воду и садились, погружаясь почти по горло — глубже было нельзя, комплект был обычный, негерметичный, с неинтегральным шлемом. Гуммо, который все с бо́льшим трудом контролировал происходящее, пару раз набрал за ленту воротника кислотной воды, и жил только за счет очередной капсулы.
В таком режиме идти пришлось до самого вечера. Когда опустились очередные сумерки, черно-зеленая масса кончилась так же внезапно как началась. Поток плавными петлями стремился дальше вперед и терялся в наступающей с востока ночи. Хайдег и Гуммо не останавливались — надо было отойти от моря взрывающихся столбов как можно дальше. Они выбрались из воды только когда облака начали расходиться и на небе появились звезды. Хайдег даже не стал сканировать антураж; пропустив эту обязательную перед привалом рутину, он включил сторожевой прибор и уснул.
Утром он осмотрелся и обнаружил, что они наконец вышли на крайнее в предгорьях плато. Еще день пути, и они должны будут выйти к той цепи скалистых холмов, за которой скрывалась река. Они спустились достаточно низко — равнину покрывали кусты с плотной бокаловидной кроной; кусты теснились друг к другу сбитыми группами, по-прежнему составляя главную трудность для ландшафтного боя. Но в радиусе обнаружения было пусто. Хайдег подождал пока Гуммо, который проворочался и простонал всю ночь, придет в себя и поднимется, сунул ему очередную капсулу, и они двинулись дальше.
Капсула скоро подействовала; Гуммо перестал стонать и кряхтеть, и шел переставляя ноги как автомат. Вскоре появились черепахи.
— Гуммо, — Хайдег остановился и обернулся. — Ты слышишь? С этими тварями поосторожнее. Не вздумай стрелять! У них в панцире и в чешуе есть пара соединений... Если пальнешь карабином, будет хуже чем с пауком. Наш друг задетектит тебя до миллиметра. К тому же, на штатной мощности ты его не прострелишь. Голову с первого раза ты не пробьешь, а она сразу спрячется. Как понял?
— Понял, — Гуммо отмахнулся вяло. — Не буду я в них стрелять...
— Вот и умница, — Хайдег отвернулся. — Без экспериментов. На этот раз спасать тебя я не буду.
— А что с ними такого? Черепахи как черепахи. Они съедобные хоть?
— Если решишь проверить — подождешь пока я уйду.
— Ты не бросишь меня. Ты говорил. И вообще...
— Что вообще? — Хайдег обернулся снова.
Гуммо не отвечал. Он смотрел в сторону черепахи, неспешно передвигающейся между кустов метрах в семидесяти.
— Может, и брошу? Пользы от тебя — минус один. Там внизу, в джунглях, один пропадешь. Это так, сто сорок шесть процентов. Но с тобой я, похоже, не просто один, а реально минус один.
— Ну, бросай?
— В смысле, тебя пристрелить? Но это же тратить заряд. А про заряды я тебе говорил. До точки доберется тот у кого на этот самый заряд больше. Дело идет к тому.
Хайдег отвернулся и направился в обход очередной группы кустов. Здесь, с северной стороны хребта, растения были другого рода — тугие сухо блестящие ветви сплетались как волокна мочалки, и сплетения имели четкую внешнюю форму, будто подстрижены виртуозным садовником. Группы кустов были похожи на букеты бокалов, выраставших ножками из одного пучка — волокна мочалок унизаны маленькими треугольными листьями. Между такими букетами было метров по тридцать-сорок; в свободном пространстве иногда образовывались коридоры, вдоль которых было видно далеко вперед, до самого горизонта. На востоке под небом уже виднелась полоса скалистого кряжа — за ним протекала река, и за ней начинались джунгли.