Гуммо поднялся на ноги, постоял, шатаясь, побрел. Они продолжили путь, и вскоре искрящийся коридор, круто свернув налево, вывел их на другую сторону цепи холмов. Они оказались над узким балконом-плато, бегущим вдоль подножия цепи, загибающей здесь на восток и затем, в четырех километрах справа, снова забирающей к югу. Надвинулись очередные сумерки; перспектива размазалась мраком, но было видно невооруженным глазом, что за балконом, который имел в ширину триста метров, мрачнеет океан джунглей.
— Пошел, — Хайдег воткнул Гуммо ствол между лопатками. — Ну!
— Туда?.. — Гуммо обернулся назад, помешкал, повернулся вперед снова. — Опять?..
Хайдег, не отвечая, ударил Гуммо ботинком под зад. Гуммо заковылял вниз, спотыкаясь, падая, хватаясь за обломки породы, звеня карабином по камню. Они пересекли плато; Гуммо остановился у края крутого спуска и обернулся снова. Хайдег, оттолкнув Гуммо, прошел вперед и начал спускаться, прыгая по отломам, срывая потоки щебня, скользя и пытаясь сохранить равновесие. Наконец он оказался внизу, на неширокой полосе берега. За спиной зазвенел карабином Гуммо — прикатился кубарем через десять секунд и распластался на гальке.
Они оказались на берегу реки, которая отделяла предгорья от покрытых лесом низин. Поток шириной двести метров струил тяжелую воду с севера, глухо булькающую на мелководье. Угрюмые джунгли на том берегу стелились бесконечной лентой, разделяя мир на две половины — скальную и лесную. Хайдег подошел к воде, вошел по колено в вязкую жидкость, нагнулся, вдохнул.
— Гуммо, не парься, — он выпрямился, вернулся на берег. — Река с севера. Даже когда придет кислота, вода будет чистой. Может быть, только слой сверху. Сейчас даже этого нет, — он нагнулся, подобрал камень и бросил в черную воду. Камень погрузился в толщу, на мгновение задержавшись на поверхности — будто упругой пленке. — Вперед.
— Туда?.. — Гуммо стоял, пошатываясь, и пялился в тягучий поток.
— Гуммо, — сказал Хайдег жестко. — Ты свой мост потерял. Река — двести метров. Поток достаточно быстрый. Плюс к тому, что вода в полтора раза плотнее обычной. Мы доберемся до середины вон там, — он указал на юго-восток, — а дальше берега как такового нет. Вода уходит в деревья, и, скорее всего, дальше до самых болот. По схеме — «не определено»... Поэтому сразу как только достанет я выпущу мост, — Хайдег указал на стволы, видневшиеся на том берегу. — Вперед!
— Не пойду, — сказал Гуммо.
— Как хочешь, — Хайдег отвернулся и вошел в воду. Он погрузился почти по горло, когда Гуммо заговорил снова. Хайдег обернулся — Гуммо стоял на прежнем месте, подняв на Хайдега ствол.
— Хайде. Ты не бросишь меня, — ствол нацелился Хайдегу в грудь.
— Я сделал все, чтобы не бросить тебя. А ты тупишь, как сосунок на тэ-гэ-эс-симуляторе.
— Ты не бросишь меня.
— Я беру тебя за шиворот и перетаскиваю на тот берег, — Хайдег высунул из воды руку с мостом. — Вперед!
— Не пойду, — сказал Гуммо. — Мы не дойдем, — палец на спуске дрогнул.
Хайдег нырнул. Разряд, чиркнув о шлем, разлетелся о воду снопом белых комет. Вспышка озарила берег, черную фигуру Гуммо у кромки воды, полыхнула сетью прозрачных зайчиков по черной поверхности, отразилась строем вертикальных полос на стволах за рекой. Хайдег отплыл под водой на несколько метров, сбалансировал мощность разряда, вынырнул, выстрелил в Гуммо. Тот упал как подкошенный, головой в воду.
Хайдег подошел, нагнулся, отцепил карабин, повесил себе на шею. Гуммо заворочался, застонал. Хайдег сорвал с ранца клапан, вытащил группу питания. Гуммо приподнялся на локтях, снова упал лицом. Лишившись питания, костюм потерял гидрофобность, стал пропитываться водой, которая, несмотря на вязкость, впитывалась быстро и глубоко. Хайдег выпрямился, потер пальцами — пленка воды на перчатках держалась как намагниченная. Хайдег хмыкнул и качнул головой.
— На этот раз повезло мне, — он снова нагнулся, отцепил арбалет, перевесил на свой такелаж, пнул Гуммо ботинком. — Гуммо! Или встаешь и мы идем дальше. Или остаешься здесь. Я вытащил твою батарейку — так сволочить заряд больше нельзя! Отдам если очухаешься и перестанешь себя вести как... А пока помокни, подумай, как правильно себя вести. Если уж воткнулся к большим мальчикам... Знаешь, вообще, что́ за такой сволочизм у больших мальчиков делают? — он снова ступил в черную воду. — Я, конечно, кретин, что не забрал батарейку раньше... Да и ствол у тебя было бы неплохо забрать. Три локальных заряда! Только я о-пэ-вэ-бэ, Гуммо, не нарушаю. Поэтому жив до сих пор, — он пнул того снова. — Повторяю в последний раз. Или встаешь, или остаешься здесь.
Гуммо поднялся.
— В эту воду, Гуммо, нельзя стрелять под таким углом. Хотел убить — воткнул бы палку из арбалета. Только стрелу запитать не забудь, это тебе не паук... Чтобы пробить костюм. Тебя даже двоечником не назвать. Ты неграмотный идиот.
— Подожди, — промычал Гуммо.
С трудом рассекая вязкую воду, он догнал Хайдега и вцепился в ранец. Хайдег поплыл, стараясь держать шлем над водой. Течение повлекло тягуче, неодолимо — пересекать поток удавалось под острым углом, добраться даже до середины казалось почти невозможно. Гуммо, одной рукой впившийся в ранец, другой пытался грести, болтал ногами, но в результате огромной пиявкой только тянул на дно. Он окунул шлем несколько раз; вода проникла в костюм, который и так уже начинал промокать. Наконец, Хайдег пересек мертвое расстояние, навел мост и отстрелил фиксатор. Спица улетела во мрак; фиксатор надежно вошел с первого раза, и через минуту Хайдег с Гуммо были на берегу. Гуммо в изнеможении рухнул на глину. Хайдег вздернул его за клапан воротника.
— Отойдем от воды. Там будешь сохнуть...
Хайдег сбросил на нос стереомат и вошел в лесной мрак.
IX.
Леро очнулась когда был день и привычно-унылый свет сонно стекал с облаков. Несколько минут она лежала, соображая и вспоминая, затем с трудом поднялась на колени, стала оглядываться. Здешнее солнце стояло почти на юге, рассылая своей размазанной кляксой привычный грязно-желто-жемчужный свет — он растекался между пятен черных камней, покрывавших равнину с востока. Леро окинула взглядом бескрайний пепельно-черный ковер. Ей подумалось, что каждая группа глыб когда-то была одним здоровенным камнем — который со временем, под действием солнца, ветра, дождей раскололся, разъединился, раскрылся лепестками причудливого цветка. Времени, можно предположить, прошло немало — Леро вспомнила как почти максимальный разряд разбился о такой вот фрагмент — вот он, в трех метрах, даже ни пятнышка...
Кламмат! Леро обернулась на запад. Кламмат лежал под самым подножием гребня. Она вскочила с колен — и сразу упала. Ноги почти не чувствовались, не держали. Попыталась ползти на четвереньках — то же самое. Пару минут посидела, растирая руки и ноги, сгибая и разгибая. Наконец смогла встать и доковылять до Кламмата. Подошла, упала на четвереньки.
— Без паники...
Кламмат лежал на боку. Карабин, угрюмо мерцая кольцами такелажа, лежал у Кламмата под рукой. Огонек мерно мигал желтой звездочкой — теплой, приветливой и уютной среди бескрайнего холодного черного камня. Леро поежилась — очередная капсула кончилась, болезненная чувствительность возвращалась; по мере того как Леро приходила в себя, ей становилось хуже. От количества ссадин, царапин, порезов тело саднило насквозь. Леро почувствовала, что ее начинает трясти.
— А я не знаю какую таблетку взять... — Леро посмотрела на ранец. — Хорошо — хоть не холодно, — она оглядела изодранный кусок материала, который когда-то был опрятным нарядным платьем. — Скоро разлезется, пойду вообще голая... Да ладно. Все равно никто не видит, пока. Хорошо, что все-таки это купила... Крепкое, не обманули...
Она присела, склонилась над Кламматом.
— Он сказал, что если не очнется через сутки... — Леро подняла голову в небо. — А сколько я пролежала? Сутки прошли или нет?
Тогда она расцепила клапан на воротнике, как показывал Кламмат в лесу, когда она подстрелила непонятно кого. Леро подумалось вдруг — как она изменилась, за эти каких-то несколько дней! Тогда, пять дней назад (или сколько уже? Леро потеряла счет времени), ей действительно хотелось узнать что это было. Сейчас тот переход по лесу почти потерял реальность; только факты — видела, слышала, было больно... Никаких эмоций, как будто тогда в том лесу была не она. Или это сейчас уже не она? Какая разница — что там было?