— Далеко. Рельеф, растительность.
— Ты за ними?
— Да.
— Я с тобой!..
Человек не ответил. Он прислонил Леро к борту, отошел к люку, заглянул в салон.
— Они всё забрали... Ой, а ты где? Какая у тебя маскировка... — Леро, не отпуская ладони от борта, подошла и заглянула тоже.
— Вижу, — он поднял черную полосу на шлем. — Ты, значит, со мной?
— Да! Мне что, здесь оставаться?!
— А как вы здесь оказались?
— Не знаю... Мы вообще не сюда летели.
— Шли.
— Шли?
— Так правильно. Что случилось?
— Откуда я знаю. Сагео сказал, что у нас был левый стабилитрон, поэтому так получилось.
— Левый стабилитрон, — Кламмат усмехнулся. — Как сейчас все легко. Нажал на кнопку — и в другом Секторе. Лет десять назад было трудно представить, что к Переходу допустят туркапсулы. Где вы ее взяли? — он еще раз стукнул ладонью.
— Не знаю... Это Сагео. Он сказал, что перестроить навигатор проще простого. И можно на озера слетать. Без лицензии и без страховки.
— На озера? Ага, понимаю. Шли в Три-восемь-пять. И что?
— Ну, а стабилитрон левый. А что это такое, кстати?
— Бывает два стабилитрона. Модуль-стабилитрон — корректирует погрешности пилота при контроллерном управлении. Управлять без него могут только пилоты класса «А». Если тебе это о чем-нибудь говорит. И стабилитрон фазы, который у вас был левый. При Переходе он стабилизирует активную массу в нужном диапазоне. Чтобы выйти там куда шел. Вам еще повезло.
— А что? — Леро хлопнула ресницами.
— В таких случаях обычно не выходят. Вообще.
— И куда... Деваются?
— Никуда. Размазывает по Вселенной. Барионная дестабилизация — не знаешь? Повторяю, Переход — не охота на бабочек в Ноль-девять-один. Перенастроить проще простого, — Кламмат усмехнулся с презрением. — Маленькие идиоты, прости.
— Да ладно, знаю. Но главная дура я — что с ними связалась. Но я и так — сижу у себя там одна, как дура... А тут — на озера... Да еще на такие... Хоть с кем-то. Хоть с идиотами. Дура, конечно, да...
Кламмат направился к открытой заслонке.
— Слушай!.. — Леро, морщась от боли колючих листьев, побежала за ним. — А что они хотели сделать? Я так и не поняла.
— Переключить питание аварийного сектора на штатный.
— Ага! Тогда бы хватило пролететь эти триста километров, до этой станции?
— Не уверен. Но у них все равно бы не получилось.
Леро заглянула в отсек.
— Сколько здесь всякого...
— Без схемы ничего не получится. Стандартным тестером уйдут годы. На стенде определишь быстро, но аварийный сектор не рассчитан на марш. Он для аварийных систем — пока сидишь, ждешь патруль. Две недели — за это время, считается, тебя найдут... На триста километров хватить его может, но при идеальных условиях — на самом нижнем ходу. Боковой, встречный ветер — упадешь где-нибудь по дороге. Да и потом... Он и так здесь левый.
— То есть? Откуда ты знаешь?
— Проработал бы суток трое, вместо четырнадцати по нормативу.
— Как это?.. — Леро снова хлопнула ресницами. — То есть, мы что, все равно... Откуда ты знаешь?
— То есть вы то, все равно. А как это — вопрос не ко мне.
Кламмат обернулся, оглядел изгаженное влажное платье.
— Ну что? — Леро одернула платье. — Мы идем? Ты ведь не бросишь меня?
— Я не брошу тебя. За тобой сюда никто не пойдет. Своей капсулой пришлось пожертвовать. То есть отправить тебя никуда не получится. В общем... Ты хорошо представляешь всю ситуацию.
— Я, может быть, дура, только не тряпка. Терпеть умею. Всю жизнь терплю.
— Сколько лет твоей жизни? — Кламмат усмехнулся мягко.
— А твоей?
— Мне нужен тот кого зовут Хайдег, — Кламмат сбросил с плеч ранец, присел, сдернул клапан, достал плоский пакетик, протянул Леро. — Ешь, и уходим, — он посмотрел на Леро, на окровавленные лодыжки. — Терпеть, значит, умеешь?
— А что делать? — Леро взяла шоколад, вздохнула. Вытерла слезы костяшками пальцев, испачкав лицо землей и кровью. — До свадьбы заживет. Сагео говорил — это еще не джунгли... А зачем тебе этот Хайдег?
— Три года назад, — ответил Кламмат не сразу, — он изнасиловал и убил девчонку. Он и еще кое-кто, втроем. Девушка была своего, капитана.
— Убил... Он и еще кое-кто... Ты ее знал, или этого капитана? А этот... Он с Флота?
— Да.
— А эти двое с ним какие-то... Не знаю, такие какие-то... Клоуны.
— Один вор. Служил в Безопасности. Обманул своих. Пристроили сюда. Здесь, вообще-то, место не для таких, здесь ребята серьезнее. Но для него постарались. Другой тоже любитель женщин. Начинал за здравие — курсант Академии. Академию не закончил, пошел на Флот. В Ноль-восемь-восемь пять лет назад был мятеж, он был там в группе страховки. Бросил манипул, удрал в капсуле, кто остался — погибли. Здесь место тоже не для таких, но из первой зоны он неудачно бежал, а после такого обычно сюда. Они с ним так, на дорогу. Шесть рук и шесть глаз — все лучше двух. Допускаю — он их потом убьет, если сами живы останутся. Мне нужен он. Тот капитан — мой... В общем, у меня с ним кое-какие личные счеты. Поэтому я здесь, и один.
— А девочку, значит, убили...
— Девочка осталась жива, как ни странно. Убили не до конца. Только они об этом не знают. Ладно, об этом позже. Наелась? Листья скоро закончатся, пока терпи. Наступай осторожно, плашмя. Ноги поднимай выше, движения вертикальные.
— Я уже почти наловчилась... Но все равно режут.
— Уходим.
— А эти?.. — Леро обернулась к деревьям.
— Останутся так. Через две недели дожди.
Кламмат опустил на глаза панель, закинул ранец, скрылся за капсулой.
— Ну вот, опять тучи. А так солнца хочется. Хоть какого-нибудь.
Леро стояла на краю обрыва. Внизу в коричневатой зелени булькала мутная речка. Желто-глинистая вода вертелась водоворотами среди круглых камней, обросших буро-фиолетовым мхом. По топкому берегу росли большие цветы с длинными треугольными лепестками; растение было хищным — на бледно-лимонных листьях Леро увидела целое кладбище насекомых, и свежих, и уже почти разложившихся и усвоенных. От речки поднималась обычная тухлая вонь, смешанная со сладким тяжелым запахом — которым, возможно, цветы приманивали добычу.
Противоположный обрыв зарос белесо-соломенными стеблями; они вились по склону тугими канатами, от хищных цветов на воде до корней наверху — те торчали из почвы под краем обрыва как одеревеневшие многоголовые змеи. Там светлые стебли вползали в сплетение черно-бурых корней, пронзали его, и, карабкаясь по чешуистым стволам, исчезали в сумраке зарослей. Наверху, над стеной угрюмого леса, лежало тяжелое угрюмое небо. Желтоватые тучи были так низко, что, казалось, до них можно было добросить камнем.
— Сезон. Днем здесь сейчас тучи, всегда. Ночью нет. Придет кислота — будет наоборот.
— Ну да. Ночью звезды были, какие-то, — Леро отвернулась от обрыва, дохромала до большого камня, упала, прислонилась спиной к холодному мокрому боку. — Какое здесь все мокрое и вонючее. И колючее.
Кламмат подошел к обрыву и стал изучать расселину. Он осмотрел противоположный обрыв, поднял стереомат на шлем, подошел к Леро.
— Привал. Будем лечиться, — он опустился на колени, осмотрел порезы.
— А рассвело быстро, — сказала Леро, также оглядывая сеть почерневших порезов под запекшейся грязью.
— Экватор, — Кламмат сцепил ранец, открыл клапан, достал аптечку.
— А как мы будем перебираться? У тебя веревка?
— Да.
Кламмат достал из аптечки пару баллончиков, из одного смыл месиво глины и крови, из другого покрыл раны слоем белой пушистой пены.
— Как пахнет здорово, — вдохнула Леро. — Только щиплет ужасно, — она зажмурилась.
— Терпи. Вижу, не врешь — умеешь... Сидишь десять минут.
Леро зажмурилась, перевела дух, потом открыла глаза, стала смотреть в низкое тяжелое небо, в полосу света, обрамленную колючими кронами леса по склонам расселины. Тучи были неплотные — размазанной массой медленно плыли по небу, похожие на какую-то густую маслянисто-сиренево-желтую жидкость, которая расплывалась причудливыми разводами. Леро вгляделась — в высоте, в прорехах, над тучами, в сиреневатой глубине неба парила черная точка.