Я таращусь на отца, совершенно ничего не понимая. Его рассказ проникает в голову сквозь барабанные перепонки, но мозг отказывается понимать и принимать эту информацию.
Папа пробовал открыть какой-то новый бизнес, взял деньги, заложил долю в заводах… Чего???
— Но… — изрекаю и тут же замолкаю, не находясь, что сказать дальше.
Какой-то бред.
— Это все давно было. Керимов должен был забрать мою долю в заводах и этот дом еще пять лет назад. Он их не взял только потому, что мы должны породниться.
Я все еще в ступоре. В голове миллион вопросов, но ни один не могу сформулировать. Отец своим откровением меня сейчас будто ведром ледяной воды облил. Просто в мыслях не укладывается.
— Теперь ты понимаешь, насколько для нас важен твой брак с Керимовым-младшим?
— Но если Каримов-старший твой давний друг, то почему он просто не простит тебе долг? — наконец-то озвучиваю один из вопросов.
Отец громко хохочет, как будто я сказала что-то смешное.
— Керимовы никогда ничего не прощают. Особенно долги.
— И зачем это им? Женитьба Марата со мной, я имею в виду.
Папа неопределённо ведет плечами.
— Не знаю. Мне какое дело? Ты понравилась Марату, он захотел на тебе жениться.
— Что?? — снова не верю своим ушам. — Но это же было ваше решение! В смысле решение отцов. Вы просто поставили перед фактом меня и Марата.
— Нет, это было решение Керимовых. Марат захотел, чтобы ты стала его женой. Он предложил такой вариант выхода из ситуации. Керимов-старший согласился породниться. Ну а я тем более согласился.
Все чудесатее и чудесатее. Вдруг вспомнила, как Марат написал мне самый первый раз. Он спросил, в курсе ли я решения наших отцов. Именно так был сформулирован его вопрос.
Тяжело сглатываю. Аппетит пропал совершенно, к горлу подступает тошнота. Тороплюсь запить ее стаканом сока.
— Но Марат мне даже не писал никогда… — бормочу ошарашенно, поставив стакан на место. — И сейчас звонит раз в два месяца в лучшем случае…
— Ну как часто он тебе звонит, это уже ваше с ним дело, мне все равно.
Какой-то сюр, нелепица. Просто не укладывается в мыслях. Да этого невозможно! Может, папа шутит? Внимательно приглядываюсь к нему. Нет, серьёзен.
Падаю на спинку стула и опускаюсь лицом в ладони. По звукам понимаю, что отец поднимается со стула.
— Я вырастил тебя, как родную дочь, Дарья, — в голосе папы появляется знакомый металл, от которого душа в пятки проваливается. Поднимаю на него взгляд. Передо мной снова жесткий и бескомпромиссный мужчина, при виде которого от страха трясутся коленки. — Надеюсь, ты умеешь быть благодарной.
— Д-да, конечно, — заикаюсь. — Я же выхожу замуж за Марата, я же готовлюсь к свадьбе.
— Ну вот и славно. Ты должна стать ему хорошей женой.
Глава 8. Семейная история
Отец обходит меня и удаляется из кухни, а я так и остаюсь сидеть.
Мужчина, которого я называю папой и боюсь, как огня, на самом деле мне чужой. Моя мать была… Скажем так, женщиной не очень высоких моральных принципов. Сегодня таких называют содержанками или охотницами за миллионами.
Я не знаю, от кого она меня родила. Когда мне было четыре года, родительница вышла замуж за Григория Вершинина, которого я зову отцом. Я помню первую встречу с ним, хотя была совсем маленькой. Мужчина разговаривал со мной любезно, но доброты от него я не чувствовала. Мне было не по себе в его присутствии. В какой-то момент я стала хныкать и просить маму увести меня в другое место, но родительница лишь грубо одергивала меня и продолжала улыбаться своему новому мужу.
Мать любила деньги отчима, а он относился к ней, как к вещи. Спустя некоторое время я стала замечать на мамином теле и лице небольшие синяки. Это было не часто. Я думала, может, мама ударилась о что-то. А однажды я увидела, как отчим поднял на нее руку.
Мне было шесть лет, и я впервые стала свидетелем акта насилия. Мое детское сердечко провалилось в пятки. Я замерла, не могла пошевелиться. Смотрела на то, как отчим возвышался над мамой, а она согнулась, схватившись за щеку. Мать не плакала, отчим не кричал, так что знаю, из-за чего мог произойти тот конфликт.
Через несколько секунд я пришла в себя. Испугавшись, что меня заметят, быстро убежала в свою комнату. Вечером я боялась выходить из нее на ужин. Думала, взрослые будут ругаться. Но ничего подобного. Мама и отчим разговаривали, как ни в чем не бывало. Только на лице родительницы я заметила слой косметики толще обычного.