В тот день я ушел из дома Аль-Аббас без ответа. Ушел, чтобы обдумать все, чтобы решить, как правильно поступить с тем, что я имею. Я больше не имел права на ошибку.
Я варился в своих сомнениях несколько дней. Знаю, вы скажете, «вот же тугодум». Но, черт, отныне я был должен не только себе, но и крохотному живому существу, что теперь жил внутри Амаль. Он не виноват в том, что его папа в трех соснах заблудился. Он просто хочет, чтобы его любили и никогда не выказали ему того, что он родился не запланировано и что он не нужен своим родителям.
И я наконец-то принял свое решение и выдвинулся в сторону дома Аль-Аббас. Да, будет нелегко, но я должен поступить по справедливости. Ра я или где вообще?
Удивительно, но после того, как мысли в моей голове встали на свои места и укоренились, я сразу испытал даже не облегчение, а уверенность в том, что поступаю, если неправильно, то точно так, о чем никогда не пожалею.
И вот опять хмурый взгляд Ракиса Аль-Аббаса прожигает меня насквозь, а глаза Амаль полны растерянности и непонимания, почему я пришел в их дом не сломленный и с повинной головой, а уверенный в себе и в принятом решении.
— Слушаю тебя, Килиан. Слушаю и надеюсь, что ты не наломаешь дров, что все слова, которые ты здесь и сейчас скажешь, будут обдуманными и взвешенными, а главное будут стоить твоего нынешнего положения и звания Ра Справедливости.
Мудрая речь, ничего не скажешь. Но уже, увы, ни к чему.
— Уважаемый, Ракис, — кивнул я отцу своей бывшей невесты, — дорогая, Амаль, — и я посмотрел в голубую глубину девичьих глаз, что уже почти налились слезами, — я не отказываюсь от ответственности за то, что сделал и от своего дитя. Я буду, как того велит закон и справедливость, заботиться о кровь от крови своей, воспитывать и дарить столько любви и внимания, сколько того будут требовать обстоятельства. Обещаю, что дам имя — Аль-Надир — своему еще нерожденному ребенку, наделю его всеми почестями, что соответствуют званию моего отпрыска. Стая Сумрачных будет почитать моего наследника как почетного члена нашего общества и всегда выступит в его защиту, в случае необходимости. Все, что принадлежит мне, будет принадлежать и ему, моему ребенку. Но на этом все. Я освобождаю себя от данного мною слова стать мужем Амаль, потому как, совершенно точно знаю, что не смогу дать ей то, чего она заслуживает…
— Долбанный трус, чертов лицемер! — перебила меня Амаль, вскакивая на ноги и вся багровея от обуявшей ее ярости, — Ты клялся мне в любви в ту ночь, когда мы зачали нашего ребенка, ты обещал мне, что никогда не бросишь меня, что и дня без меня прожить не в силах. Ты жалкий лжец! Ты позор дома Аль-Надир! Ты позор для всех полиморфов Су-Мартала!!! — она орала во всю свою глотку и натурально всхлипывала в истерике, но я не мог проникнуться ни одним ее словом, потому что сейчас, в этот самый момент я видел ее почти насквозь, — Ненавижу тебя! И твою шлюху-ведьму я тоже ненавижу! Чтоб вы сдохли оба в мучительной смерти, твари! Мерзкие насекомые, вот вы кто!
— Амаль! — взревел отец разъярённой фурии, что когда-то была моей невестой, но она все не унималась и горлопанила еще пуще прежнего.
— Ты бросаешь свое дитя ради кого? Ради ничтожной бабенки? Ты конченый идиот! Я не старая ветошь, чтобы просто выбросить меня за ненадобностью! Ты обещал жениться на мне и сделаешь это! А иначе, весь Союз планет узнает о том, что Ра Справедливости убил свое дитя! — она схватилась за волосы и уже просто визжала на ультразвуке.
— Успокойся, Амаль, — предупреждающим тоном произнес я, понимая, что еще одно слово и мне придется надавить на нее так, что ей точно придется не по нраву. И это слово было сказано.
— Я убью его и себя убью тоже, если ты не сдержишь своего слова! Будь ты проклят, Кил. И шлюха твоя пусть будет проклята! — а потом она замолчала, просто замерла посреди кабинета со стеклянным взглядом и приоткрытым ртом, не в силах более вымолвить ни слова.
— На сим я откланиваюсь, Ракис. Надеюсь, на твое понимание и то, что ты не станешь мстить за мой отказ вашему дому. Я своего ребенка не оставлю, обещаю. Я все сказал.
— Ну да, дорогой Ра, — пренебрежительно фыркнул Ракис, — твоему же слову можно верить. Не так ли?
Я не поддался на провокацию и вышел за дверь, прекрасно понимая, что своим поступком и принятым решением, фактически развязал войну между двумя стаями. Моя вина и я должен предупредить своих.
Спустя всего час я был на территории Сумрачных и тепло пожимал руку новому-старому Верховному альфе — Ацеллу Аль-Тарро. Он правил стаей до моего восхождения и занял место вновь, когда я покинул Су-Мартал. Это был старый, закаленный в боях полиморф, мудрый и справедливый и, выслушав мою историю, он кивнул и озвучил свое мнение: