вставал все ближе и ближе. Вот он уже рукой поглаживает раму, а его торс закрывает часть холста. В конце
концов он стал загораживать собой картину практически полностью. Люди должны были разглядывать его, а не
произведения искусства. Гид начал прятать от посетителей то, что должен был показывать.
Но тогда уже вынуждено было вмешаться руководство. «Музей существует не ради тебя, Макс, — сказал
начальник. — Не заслоняй собой наши картины».
Сколько раз ему пришлось напоминать мне об этом? Я должен был представлять произведения искусства, но был все время искушаем ставить их в тень собственной персоны.
Впервые я получил предложение проповедовать в двадцать лет. «Можешь что-нибудь рассказать на
молодежном собрании?» — спросили меня. Речь шла не о крусейде в миллионном городе. Всего-то десяток
подростков в молодежном лагере на западе Техаса. Я был новичком в вопросах веры, а значит, новичком и в
том, что касалось ее притягательной силы. Я рассказывал свою историю и — о Боже праведный! — они меня
слушали!!! Один даже подошел ко мне после моего выступления и сказал что-то вроде: «Прямо в точку!» Я
приосанился, и ноги уже готовы были сами пойти и поставить меня рядом с каким-нибудь шедевром.
С тех пор в подобных ситуациях Бог дает мне легкий подзатыльник.
Некоторые читатели не понимают, о чем я. Огни рампы никогда не манили вас. А ваше любимое место
Писания — слова Иоанна Крестителя: «Ему должно расти, а мне умаляться» (Иоан. 3:30). Да благословит вас
Господь! Молитесь за всех нас, остальных. Мы, ужасные «аплодисментоголики», виновны во всем
нижеследующем: забота о собственной репутации; громкое пение; стремление выглядеть стильно; стремление
выглядеть круто; цитирование книг, которых никогда не читали; щеголянье греческим, которого никогда не
изучали. Я думаю, дьявол специально тренирует своих демонов, чтобы они шептали нам на ушко фразу: «А что
люди о тебе подумают?»
Убийственный вопрос. Да какая разница, что они о нас подумают? Какая разница, что они подумают о
Боге? Бог ни с кем не делится Своей славой (Ис. 42:8). В следующий раз, когда понадобится подзатыльник, чтобы согнать тебя со сцены, вспомни: ты лишь одно звено в цепи, и не такое уж важное.
Не согласен? Ну что ж, обсудим вопрос при участии апостола. «И насаждающий и поливающий есть
ничто, а все Вог возращающий» (1 Кор. 3:7, курсив автора).
Вспомни других посланников, которых использовал Бог.
С Валаамом говорил осел (см. Чис. 22:28). Фараона испугала змея, превратившаяся в посох (см. Исх. 7:10).
Бог использовал тупых коров, чтобы преподать людям урок о почтении, и большую рыбу — чтобы
обличить взбунтовавшегося проповедника (см. 1 Цар. 6:1-12, Ион. 1:1-17).
Бог может все сделать без нас. Мы лишь экспедиторы Его сообщений, послы Его доброй воли. Но вовсе не
потому, что столь умны.
И в проповеди Евангелия центральное место отведено не нам. Когда мы думаем иначе, Бог гневается.
Иисус сурово предупреждал музейных гидов, пытающихся заслонять Его шедевры.
«Когда делаешь что-либо для кого-либо, не привлекай к себе внимание. Ты же и сам видел этих
„артистов”, устраивающих молитвенные собрания на улицах, словно представление на сцене; творящих
милостыню, пока окружающие смотрят на них; играющих на потребу толпы. Им аплодируют, верно. Но это их
единственная награда» (Мат. 6:2, The Message Bible).
Курьеры «Pony Express» вряд ли могли гордиться, что доставленные ими письма порой содержали добрые
вести.
Музейные гиды не заслуживают благодарности за работы великих мастеров.
Так и мы, посланники Евангелия, должны не искать аплодисментов, а уклоняться от них.
Дело было в Европе в средневековье. Священник одной деревенской церквушки решил собрать
прихожан по какому-то специальному случаю. «Приходите все вечером, — говорил он односельчанам. — Будет
особая проповедь об Иисусе». Люди пришли. Удивительно, но алтарь даже не был освещен, свечи не зажжены.
Что ж... Они направились к скамьям, уселись на привычные места. Самого священника, впрочем, тоже не было
видно. Вскоре, однако, прихожане услышали его шаги. Он вышел вперед, подошел к распятию на стене и зажег
свечу. Ни слова не говоря, осветил пронзенные ноги Иисуса. Потом зажег еще свечку рядом с рукой Христа и
еще одну — напротив, у другой руки. Свет озарил залитое кровью лицо и терновый венец. Затем священник